Им повезло и на этот раз. А может быть, паранорм Сухов чувствовал, куда надо идти. Обежав по каменным осыпям ползамка, они вышли прямо к хвосту дракона, стоящему вертикально, как восклицательный знак. Голова чудовища с закрытыми глазами тоже находилась здесь, замыкая кольцо, внутри которого и был заключен замок. Казалось, гигантский змей спит.
Никита жестом приказал Толе отойти ближе к стене, подкрался к хвосту и вдруг рубанул мечом по его концу. Дальнейшее произошло в течение двух-трех секунд.
Хвост с силой выпрямился, едва не вбив Сухова в пригорок, словно гвоздь в деревяшку, монстр одновременно открыл глаза и пасть и сделал ныряющий бросок вперед, собираясь проглотить наглеца, дерзнувшего разбудить его таким способом, и… с хрустом наделся пастью на собственный хвост. Лязг, хрип, вой, клубы дыма и пыли… и черная, разверзающаяся под ногами бездна!..
Никита осознал себя лежащим ничком в траве. Голова кружилась, поташнивало, сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову и открыть глаза.
Ни дракона, ни замка — кустарник, трава, а дальше лес, серый, тихий, чего-то ждущий. Синее небо над головой. И кто-то смотрит в затылок, как затаившаяся ядовитая змея.
Никита рывком сел, пытаясь не потерять сознание от слабости, оглянулся. В двух шагах сзади начинался темный провал размером со стадион, солнце освещало его противоположный край, но уже двумя метрами ниже стены провала оставались в тени, скрытые какой-то дрожащей серой мглой.
— Ничего не понимаю, — раздался рядом голос Такэды, и из кустов вылез он сам с мутными глазами только что очнувшегося ото сна человека. — Где змей? Замок?
Никита понял, что им обоим снилось — или внушалось — одно и то же. Понял он также, что это было не «учебное» испытание, а попытка разрушения психики с анализом их возможностей, и, хотя земляне выдержали экзамен, их таинственный экспериментатор узнал все, что хотел.
Кто-то вышел из леса, бесшумный, темный, опасный. А может, стоял здесь все время, разглядывая людей, снова и снова оценивая их слабые и сильные стороны, воспользовавшись шоком от излучения провала.
«Мертвой Зоны», — подумал Никита чужими словами, пытаясь разглядеть таинственного некто. Слова пришли сами собой, он не думал в этот момент о яме. «Мертвая Зона, — снова прозвучало в голове. — Здесь когда-то взорвалась граната, сдвинувшая и завязавшая в узел времена множества хронов. Зона блокирована, но человеку не дано увидеть, что это такое, разве что ценой потери рассудка».
— Кто ты? — хрипло выговорил Сухов вслух.
«Кщерь», — голос ровный, без интонации, да и не голос вовсе — пси-передача.
— С кем ты разговариваешь? — обеспокоился Такэда. — Грезится что? Или с ума начинаешь сходить?
— Как мы сюда попали? — Никита не обратил на него внимания. Ему наконец удалось разглядеть какую-то фигуру на краю провала, призрачно-кисейную, текучую, как струя пара.
«Вас сбил террострелок. Выполняет функции капкана. В этих лесах их осталось еще много».
— Их установила свита Люцифера?
«Установлены службой контроля ситуаций Синклита Четырех еще до Битвы».
— Ты тоже оставлен ими? На чьей ты стороне?
«На своей. Я был заперт… долгое время и разработал свой личный эстетический стандарт: не вмешиваться в социум, если меня к этому не принудят. Я, в общем-то, по вашим оценкам — нежить. Мне не хватает свободы мысли и действия… и своего тела. Ваши мне не подходят, слишком самостоятельны. Я не смогу вами управлять».
— Ты ради этого исследовал нашу психику?
«Полной информации о возможностях и поведении землян у меня не было, пришлось создать экстремальную ситуацию. К сожалению, вы сильнее, чем я предполагал».
— Ну и дела! — Никита слепо посмотрел на Толю, но обратился снова к бесформенному собеседнику. — А хаббардианцы не родственники тебе? Праселк, например? Чернорукий старик с филином на плече?
«Праселк — квазижизнь. Бледная тень демона. У вас на Земле есть понятие голограммы, а Праселк, хотя у него есть и другое имя, — как бы голограмма реального существа с эффектом присутствия во многих хронах».
— Хронограмма.
«Можно сказать и так. Или: трехмерная проекция живого многомерного объекта. Хотя земной язык беден и не может отразить всех свойств этого объекта».
— Ты сказал, у него есть другое имя.
«Он, я имею в виду матрицы, а не проекцию, начальник группы прогнозирования и целеуказания службы Четырех, начальник ГПУ, по терминологии вашего приятеля, и зовут его игва Дуггур».
— Великий игва?!
«Не великий, но игва. Человек, ты меня утомил эмоциями: я уже жалею, что связался с вами, только потерял время и энергию».
Ощущение взгляда пропало, облачко на краю провала рассеялось. Никита очнулся. Такэда глядел на него, щурясь, и ждал объяснений. Огорченно развел руками:
— Была бы ступа — горя бы не знали. А так ни ступы, ни коней. Хорошо, хоть оружие сохранили. С кем беседовал?
— Не знаю. Врагом его назвать нельзя, но и другом тоже. Наше путешествие по замку было сеансом гипноза. Этот тип пытался подчинить нас своей воле, вернее, выяснял, будем ли мы подчиняться. Я только во время разговора с «гипнотизером» допер, что все ужасы и чудеса стандартны, рождены чисто человеческой фантазией и вытянуты просто из нашей памяти. Если бы мы сообразили это в «замке», раньше очнулись бы. В путь, самурай, до заката нам предстоит дойти до Огнь-реки и… — Никита не договорил.
Где-то вдруг захлопали гигантские крылья, и из провала вынеслась гигантская летучая мышь с почти человеческой головой. Заложив вираж над людьми, она подарила им злобный взгляд и крутыми зигзагами улетела в лес.
День закончился без сюрпризов.
Путешественники отмахали километров двадцать, не встретив никого, кто хотя бы отдаленно напоминал «слуг Сатаны», да и живности в здешних лесах водилось мало. Зато хватало комаров величиной с воробья, особенно у болот, и гигантских муравьев, от укуса которых, наверное, не спас бы и хороший сапог. Но пока на людях сидели диморфанты, бояться подобных «извращений природы», по словам Такэды, было нечего.
К вечеру они проголодались, и хотя в дубняках и ельниках попадались грибы, причем некоторые высотой до полуметра, решили не рисковать и насытились из НЗ, добрым словом помянув лесовика Живу и умельцев из хрона Истуутуки. Отдохнули, лежа в траве на вершине взгорка, с которого открывался вид на очередное болото, ручей, вытекающий из него, и густые леса в другой стороне. Было тепло, от земли веяло покоем, и не хотелось никуда идти, о чем-то думать и беспокоиться. Нахлынула сонливость, веки потяжелели, глаза сами собой закрылись…
Никита встрепенулся, сел: показалось, кто-то окликнул его, по имени. Огляделся. Никого и ничего, вокруг дремотное спокойствие природы, не потерявшей очарования и доброты даже в этом Богом забытом, израненном войнами и колдовством краю.