— Идите за мной. — Наум высветился в бледный язычок пламени и поплыл в метре над сеткой пола, показывая направление. Видимо, Сухов телепатически объяснил ему, что такое жругр, потому что невидимое создание ничего не спросило.
Прошагали километра два. Под ногами плыл все тот же космический мрак со звездно-галактическим узором, над головой — мрак текучий, с тенями и светлыми призрачными всполохами, из сетки пола вырастал хрупкий лес чашевидных держателей с вещами, свернутыми в коконы «орехов».
— А далеко еще идти? — не выдержал Такэда.
— Вашими темпами — около сорока четырех земных лет, — откликнулся наивный проводник.
— Совсем пустяк, — хладнокровно констатировал Толя. — Надеюсь, с голоду мы не помрем.
— Этого я не учел, — не менее хладнокровно признался Никита. — Эй, сват Наум, а нет ли здесь поблизости на стеллажах какого-нибудь транспортного средства? Я не могу одновременно держать мрак и лететь ракетой.
Язычок пламени свернул налево и спустя пару минут подвел спутников к одной из чаш, ничем не отличавшейся от остальных. Такэда, мысленно перекрестившись, дотронулся мечом до края чаши. Повторилась процедура развертки хранившейся в чаше вещи: рост белесых волосков, соединившихся в ком «ваты», расширение кома в яйцевидный стометровый кокон, но не лежащий, а стоящий на более тупом конце, таяние «ваты», испарение «воды». Перед глазами людей предстал гладкий металлический конус высотой с двадцатиэтажный дом и диаметром основания в двадцать пять — тридцать метров. Материал конуса на вид напоминал полированную сталь, но сквозь полировку проступал странный синеватый узор, напоминавший рисунок вен и артерий на человеческой коже.
— Эта громадина — транспортное средство? — в сомнении поинтересовался Такэда. — Звездолет, что ли?
— Местный ковер-самолет, — сказал Сухов. — Вернее, конус-самолет. Квазиживой организм. Наверное, все, что здесь хранится, — полуживое или квазиживое, то есть техника, осознающая себя.
Он наклонил меч в сторону конуса, и тут же в его корпусе на высоте метра от пола протаяла круглая дыра люка.
— Лезь, — приказал Сухов, заметив колебания инженера. — Пока я контролирую ситуацию, бояться нечего. Наум, ты тоже.
— Я уже здесь, — пропищал проводник из недр конуса.
Путешествие по длинному, извилистому, как кишка, коридору закончилось в «рубке», стены которой серебрились инеем, но стали прозрачными по мысленной команде Никиты. Этот аппарат не предназначался для людей, как и большинство машин, уже встреченных ими, но летали на нем когда-то гуманоиды, как и на вертолетах у князя Мстиши, поэтому Сухову не составило труда разбудить мозг машины и заставить его выполнять приказы.
Путники сели в кресла, в которых вполне могли разместиться слоны, и аппарат взлетел. Меч Никиты уже не освещал ландшафт, однако видеокамеры летающей махины были устроены таким образом, что трансформировали и проецировали изображение внешнего мира на стены рубки практически в диапазоне человеческого зрения. Такэда наконец увидел настоящую картину базы: изумительное по красоте переплетение светящихся «паутинных» нитей, перегородок, перепонок, мостиков, растяжек, башен и колонн, внутри которых светились багровым светом «зернышки» свернутых предметов. Как не рвал их в полете конусовидный аппарат, было загадкой.
Толя поделился с Никитой своими впечатлениями и услышал ошеломляющий ответ:
— Мы никуда не летим.
— То есть… как это не летим?! Издеваешься, Посланник?
— Только об этом и мечтаю, — сквозь зубы проговорил нахохлившийся Сухов; видимо, силы его иссякли. — Конус изменяет состояние среды, в результате чего среда выталкивает к «окну подачи» нужные вещи. «Полет», равно как и прогулка по территории базы, — реакция твоего сознания, органов чувств на более сложные континуумы.
— Приехали, — объявил Наум, висевший над креслом Никиты пламенем свечи.
Сухов первым полез из «рубки» конусолета. Меч в его руке запылал льдисто-прозрачным пламенем, разгоняя мрак. Перед глазами Такэды снова развернулся знакомый рисунок пола с просвечивающим космосом и «лес» прозрачно-белых чаш с «плодами» внутри. Корпус летающего конуса отсвечивал перламутром, и «кровеносный» узор на его боках казался живым.
Язычок Наума подплыл к одной из чаш.
— По-моему, нужная вам штуковина здесь.
Никита молчал, и Толя дотронулся до чаши, не дожидаясь разрешения.
Кокон, развернувшийся перед ними, действительно прятал в себе жругра — жуткую, омерзительную, по-насекомьи живую и одновременно машиноподобную махину длиной в два и высотой в полкилометра. Объять ее всю взглядом с близкого расстояния было невозможно, и Такэда с тупым удивлением, граничащим с ужасом, оторопело, недоверчиво и завороженно разглядывал колоссальную лапу полуживого механизма со множеством ребер, ниш, решетчатых поверхностей, когтей и шипов.
— Конь Апокалипсиса! — прошептал он с дрожью в голосе.
Сухов тоже разглядывал исполинского «коня», созданного Великими игвами для хронопереходов из Мира в Мир Веера, но с другими чувствами. Хотя холодок страха — атавизм человеческой психики — пробежал и у него внутри. Однако время не ждало, пора было «приручать» демономустанга. Никита сосредоточился и начал первый этап магических преобразований…
Что-то изменилось за спиной. Будто взорвалась бесшумная бомба или вспыхнуло невидимое солнце. И тихо-тихо, на грани возможностей слуха, завибрировала гигантская струна, заставив и весь мир вибрировать вместе с ней. Такэда оглянулся и зачарованно уставился на две блистающие колонны — ноги стоящего существа. Перевел взгляд выше. Существом был Сухов, превратившийся в великана под стать жругру. То, что на нем было надето, одеждой назвать было трудно, как и скафандром или доспехами. Скорее всего то была его кожа или оболочка. Но тело человеческую форму сохранило. А затем Толя стал свидетелем схватки между магом-наездником, желавшим обуздать «дикого мустанга», и «конем» — демономашиной, запрограммированной игвами на подчинение только им самим.
Жругр ожил. Со стороны он здорово походил на хищное насекомое — богомола, скрещенного с динозавром и закованного в броню с тысячью живущих отдельно устройств и аппаратов. Вблизи он производил жуткое впечатление конгломерата механизмов и конструкций, соединенных живыми насекомоподобными узлами в одно целое.
Он резко приподнялся на задних лапах, встопорщил какие-то перепончатые конструкции на шее, вывернул к Никите голову — три узких сложных рыла, торчащих из пирамидального выступа, который вырастал из «костяного» воротника и «шубы» каких-то омерзительного вида лохмотьев. Глаз, подобных человеческим, у монстра не было, их функции выполнял многогранный нарост — зрительный бугор на голове, под воротником, воспринимающий почти все виды излучений. Со всех трех рыл, блистающих полированной медью, сорвались три фиолетово-красные молнии, направленные в грудь Сухова, однако наткнулись на полотнище прозрачно-зеленого огня, в которое «размазался» меч Святогора, и не причинили вреда. Никита ответил мощным оглушающим ударом руки, защищенной «латной» перчаткой, по крупу чудовища, так что оно вынуждено было присесть, впечатываясь брюхом в дрогнувший пол базы.