— Отобьемся, — ответил Такэда, глянув на безучастно стоявшую рядом Ксению, одетую в белое свободное платье без пояса, напоминающее скорее больничный халат. Никита тоже смотрел на Ксению, и глаза у него вспыхивали и плавились гневом и любовью. Такэда поежился, прошептав про себя: «Не желал бы я оказаться на месте Гиибели…»
Дадхикраван примчался с Тааль на спине, удлинил тело, чтобы они смогли усесться вчетвером, и прыгнул в небо с легкостью стрижа, будто и не почувствовал тяжелой ноши.
Их встретили на следующем горизонте замка — целый взвод черных всадников на странных полуживых механизмах, напоминающих кресла с лапами львов и журавлиной головой, направленной вперед, как гигантское копье. «Журавлиные головы» оказались излучателями плазмы и накрыли беглецов морем пламени, в то время как всадники, скорее всего резерв «черных коммандос», добавили в это море залп из шиххиртхов. Ад получился кромешный, по мнению Такэды, и если бы не Сухов, накрывший группу защитным куполом магиполя, им не поздоровилось бы, особенно женщинам, ни одна из которых не прореагировала на взрывы, гул и шипение пламени.
— Вперед! — крикнул Сухов Дадхикравану. — Драться некогда, надо успеть к жругру до прихода Гиибели. Ищи любую щель и просачивайся в нижние горизонты.
Дадхикраван и сам понимал, что нужно делать, и вынес их из огненного шторма в один из коридоров нижнего яруса, с виду нормальный и пустой. Но стоило беглецам выйти из-под защиты, коридор взбесился.
Сначала он попытался задавить их стенами, затем включились системы транспортировки, способные забросить любой груз в недра замка, и наконец, когда обе попытки были пресечены Суховым, коридор обрушил на них миллионы тонн расплавленного свинца.
Спасло их последнее усилие Дадхикравана, успевшего найти «щель» в магическом барьере, которым окружил их замок, и вынести живой груз за пределы Эхурсагкуркурры.
Такэда не сразу пришел в себя от головокружительных прыжков-просачиваний огненного коня и смены впечатлений, хотя нашел силы побеспокоиться о спутницах: обе девушки стояли рядом, прижавшись друг к другу, задрапированные в туманное облако защитного поля. Толя успокоился, подождал, пока прояснится голова, и огляделся. Он увидел удивительную и жутковатую картину.
Над ним возносилась вверх, на неведомую высоту, гигантская, поражающая воображение размерами и формой «оплывшая свеча» Эхурсагкуркурры, сверкающая тающими переливами драгоценного жемчуга, а с другой стороны, на металле равнины, окружавшей замок, застыли друг против друга километровой высоты исполины: Гиибель и Никита Сухов. Облик демона — владыки замка и хрона — непрерывно струился, перетекая из фигуры в фигуру — женщин, мужчин, неведомых существ. Одной рукой он — теперь больше «он», чем «она», — опирался о спину жругра, в другой держал светящийся хлыст, вокруг которого вились алые молнии. Сухов придал своему защитному полю видимость кольчуги и лат и напоминал былинного русского богатыря. Левой рукой он опирался на оранжево светящего коня, словно созданного из живого огня, а в другой держал меч, вдоль лезвия которого изредка пробегал холодный зеленоватый просверк.
«Святогор!» — подумал Такэда с невольной внутренней дрожью.
Услышать разговор магов ему не было дано, поэтому он лишь благоговейно смотрел на них, приготовив на всякий случай арбалет. Между тем, обменявшись пси-ударами, не принесшими вреда никому, Гиибель и Сухов приступили к переговорам, длившимся по человеческим меркам несколько долей секунды. Великий игва так и не восстановил себя полностью, часть его многочисленных «я» продолжала бродить где-то в иных измерениях и мирах, и мимолетно подивившись этому небрежению Гиибели к судьбе своего основного, структурно сформированного в Гашшарве тела, Никита возблагодарил неизвестно кого за проявленную милость, ибо до сих пор не был уверен, смог бы он устоять перед демоном, способным дробиться на миллионы двойников, жить в многомерных континуумах и творить миры для собственных нужд.
— Прими мои поздравления, Посланник, — сказала Гиибель. — Я постоянно недооценивала тебя, хотя могла уничтожить еще тогда, в образе Заавели. До сих пор не понимаю, как тебе удалось уцелеть и вырасти.
— У меня были хорошие учителя и друзья, то есть то, чего нет у тебя.
— Друзья? У магов высокого класса не может быть друзей, иначе они не смогли бы реализоваться максимально. Друзья требуют внимания, а их желания не всегда совпадают с твоим. Боюсь, до мага — владыки Миров тебе не дорасти.
— А я и не претендую, у меня другая задача.
— Ах да, Посланник… объединитель магов… и ради чего? Чтобы ограничить деятельность самого великого из Творцов?
— Он велик, слов нет, однако величие подразумевает и великодушие, и любовь к непохожим на тебя, ко всем живущим, и сотню других качеств, позволяющих каждому разуму творить свою судьбу самому.
— Это чисто антропоцентристский взгляд на вещи. Посланник, в тебе слишком много человека и слишком мало мага.
— Может быть, и тем не менее я пройду Путь до конца. Уходи, мы торопимся.
— Из Гашшарвы нет выхода, пока я его не открою. И не надейся на умертвие, оно не сработает.
— Оно сработает!
Переговоры закончились, и немногочисленные зрители стали свидетелями последней схватки магов.
Гиибель взмахнула хлыстом, родившим свистящий гул и колебания почвы, и обрушила на рыцаря в латах. Но навстречу взметнулось струящееся зелено-серебристое пламя меча, встретило удар и без усилий перерубило хлыст, конец которого долетел до замка и, превратившись в сгусток радужного пламени, проделал в его стенах огромный дымящийся вывал. Гиибель что-то сделала, хлыст из рукояти вырос снова. Но она не успела им воспользоваться еще раз — Сухов привел в действие инферно. Умертвие.
Затаив дыхание, чувствуя, как шевелятся волосы на голове, Такэда следил за тем, как страшно изменяется облик демона. О нет, никаких огнедышащих пастей, клыков, когтей, злобных черепов не было: Гиибель на одно мгновение, пытаясь сопротивляться излучению, вернее, потоку энтропии инферно, разделилась на множество созданий, составляющих ее существо, превратилась в конгломерат живущих один в одном призраков, многие из которых попытались бежать в другие многомерные пространства, но было поздно. Гиибель застыла и… исчезла. Точнее, она исчезла только для человеческого зрения, оставаясь на месте вечной скульптурой, памятником самой себе, не подверженным действию времени. Инферно останавливал все физические процессы объекта, в том числе и энергоинформационные, свет не мог ни отразиться от него, ни поглотиться им, потому что фотоны, коснувшись оболочки абсолютно умертвленного объекта, в свою очередь переставали двигаться. Увидеть Гиибель можно было теперь только магическим зрением — как яму во вселенной.
— Видит Бог, я не хотел! — выдохнул, пошатнувшись, Никита, сам устрашенный действием инферно. Он держался на пределе сил.
Словно в ответ стены Эхурсагкуркурры издали жуткий вопль, слышимый, наверное, и за пределами Гашшарвы, словно сам замок прочитал владельцу эпитафию на своем языке, понятном только демонам. От этого вопля-пси-разряда лопнул защитный купол над двумя женщинами, едва не убив Тааль и Ксению, и даже Такэда, защищенный диморфантом, почувствовал дурноту. Пытаясь справиться с желудком, вознамерившимся выйти через рот, он упустил момент контакта Никиты и Дадхикравана с уцелевшим жругром, а когда справился, новое сотрясение мира вокруг вернуло его в сумеречное состояние.