Ростислав не знал причин изменения душевного состояния хаббардианца, но догадывался, что оно связано с поведением жены. Тааль слишком много внимания уделяла старшему Сухову.
— Нам нужен выход в Шаданакар, — сказал Никита, как никто другой понимавший состояние Вуккуба. Тот скривил губы.
— А меч Святогора в придачу вам не нужен? Могу сбегать.
— Нужен, — остался серьезным Никита. — Только вряд ли тебе известно, где он находится в данный момент. Вуккуб сверкнул глазами, отвел взгляд.
— Я пошутил. Но и с выходом в Веер помочь не смогу. Ты же искал Книгу Бездн, — повернул он голову к Такэде. — Так и не нашел?
— А разве она не у вас? — с изумительной восточной корректностью спросил Такэда.
Вуккуб посмотрел на него, на Сухова, в свою очередь с прищуром разглядывающего хозяина, покачал головой.
— Вы напрасно рассчитываете на…
— Не становись занудой, — вошла в комнату Тааль, — иначе я решу, что ты постарел. Как говорит древняя мудрость: никогда не ври, если правдой можно добиться большего. Двенадцать лет назад эти люди помогли нам, и не их вина, что мы остались в их хроне в роли отбывающих наказание.
Вуккуб глянул на жену исподлобья, хотел сказать что-то резкое, но передумал. Пробормотал с плохо скрытой ехидцей:
— Если, они такие умные, почему строем не ходят? Почему обращаются за помощью именно ко мне, злобному хаббардианцу?
— Потому что ты единственный, кто может им помочь. Вуккуб усмехнулся, задумался, приглаживая волосы на виске. Проворчал:
— Женщины редко ошибаются в людях. Не помню, кто сказал: они любят побежденных, но изменяют им с победителями. — Вуккуб кинул мгновенный взгляд на Сухова. — Может быть, я действительно больше землянин, чем хаббардианец? — Он с усилием отбросил колебания. — Книга Бездн, дорогой Тоява Оямович, у меня, точнее, большая ее часть, однако главный ее фрагмент — «ключарь» или «мысленник» — отсутствует, а это как раз та часть, в которой описываются методики личностного «выхода за предел», то есть за границу хрона. Единственное, чем я вам могу помочь, это направить к моей дальней родственнице, бабе Домне.
— К Бабе Яге, — улыбнулся Сухов.
— В каком-то смысле, — кивнул Вуккуб, не обижаясь. — Много лет назад, еще до моего появления на Земле, она была наблюдателем… э-э, определенных сил, но потом влюбилась в землянина, родила трех сыновей и вышла из игры. Ей около двухсот лет, тем не менее старушка еще не настолько выжила из ума, чтобы не помнить свое прошлое.
Такэда и Сухов переглянулись.
— По легендам Баба Яга является посредником между Явью и Навью, — сказал японец. — И живет она в избушке на курьих ножках, которая вовсе даже не избушка, а врата в мертвое царство. Может быть, так оно и есть на самом деле?
— Ты просто кладезь информации, оруженосец, — проговорил Вуккуб с прежней ехидцей, — за что я всегда тебя уважал.
— Где живет эта твоя родственница? — осведомился Сухов.
— Под Томском, на Оби, местечко называется Навье Болото. Такэда хмыкнул. Сухов улыбнулся.
— Весьма символичное название, вы не находите, господа? Точные координаты дашь?
— Сорок километров к северу от Томска. Прямых дорог, к сожалению, нет, придется добираться окольными путями, а последние километров десять — вообще по бездорожью.
— Проводи их, — предложила Тааль.
— Вот все брошу и провожу, — огрызнулся Вуккуб. — Доберутся, не маленькие. Погода хорошая, дожди там еще не начались. Надеюсь, это все, что вам нужно от меня?
— Все, — кивнул Сухов, делая вид, что не замечает красноречивых взглядов хозяйки дома. — Разве что хотели попросить лингвер и маленький резиновый мячик.
— Мячик? — удивился Вуккуб. — Зачем?
— Ему, — кивнул на Ростислава Никита, — руку тренировать.
— Хорошо, лингвер я дам. — Вуккуб встал, подтолкнул жену к двери. — Поищу и мячик. Отдыхайте, утром отправитесь назад. Я довезу вас на снегоходе до Хатанги Вертолет к нам теперь прилетит не раньше чем через неделю.
— Спокойной ночи, мужчины, — сказала Тааль.
Хозяева вышли.
Трое путешественников обменялись взглядами.
— Он ревнует тебя до сих пор, — усмехнулся Такэда.
— Вижу, — ответил такой же усмешкой Никита. — Хотя видит бог — без оснований.
— Иди скажи ему об этом.
— Зачем? Он не поверит. Подумает, что я хочу оправдаться, в то время как я ни в чем не виноват. Хотя чего греха таить, Тааль мне нравилась. Как она тебе, капитан?
— Красивая… — пробормотал застигнутый врасплох Ростислав, подумал и добавил: — Но не в моем вкусе. Никита засмеялся, встал.
— Пойду пройдусь к морю. Не составите компании?
— Я спать хочу, — отказался Такэда.
— Я тоже лягу, — кивнул Ростислав.
— Ну и правильно.
Сухов вышел. Стукнула дверь.
— Я заметил, как она на него смотрела, — вполголоса заметил Ростислав.
— О да, Ник когда-то произвел на нее большое впечатление, — кивнул бесстрастно Такэда. — Она была готова на все. Не знаю, что такое любовь по-хаббардиански, но, возможно, она его любила. Вы где ляжете?
— Мне все равно.
— Тогда я с вашего разрешения лягу в горнице. Присоединяйтесь, я не храплю.
— Я тоже, — улыбнулся Ростислав.
Руку продолжало дергать, но это было приятное дерганье: процесс восстановления продолжался, поврежденные кости приобретали прежнюю форму и плотность, мышцы увеличивались в объеме, и он уже мог держать в руке любые предметы, в том числе резиновый мячик, подаренный Вуккубом.
Они улеглись на диване и на раскладушке, где им постелила Тааль. Потушили свет.
Сухов вернулся через полчаса, зашел к сыну в спальню и стал раздеваться, укладываться в соседней комнате.
— Как погулял? — сонным голосом спросил Такэда.
— Нормально, — отозвался Никита. — Море светится. Холодно. Ветер.
— Где хозяева?
— Я встретил Вуккуба.
— Уверен, что он пошел за тобой намеренно. О чем беседовали?
— Ни о чем. Просто смотрели на море. Потом я сказал ему, что не спал с Тааль, и он ушел. Молча.
— Интересно.
— Да нет, все правильно. Что бы он мог ответить? В доме наступила тишина, лишь снаружи долетали посвисты и вой ветра в трубе, да гудели провода. Ростислав не заметил, как уснул. В семь утра их разбудил Вуккуб.
— Подъем, спасители мира и отечества! Пора в путь. Я иду с вами.
Он вышел.
— Я предполагал нечто подобное, — подал голос Такэда. — Тааль все-таки уговорила его.