Она отвернулась.
Ростислав уловил косой взгляд Будимира, опомнился. Сказал глухо:
— Вот и не верь после этого сказкам… Как ты думаешь, они все землянки?
— А разве это имеет значение? — серьезно ответил мальчик.
— Ты прав, не имеет. Хотя я не понимаю, как обитательницам гарема удается сохраниться в этих окнах живыми и здоровыми столько лет после гибели хозяина.
— Мы видим срезы времени, а не окна или экраны.
— Свернутое время? — догадался Ростислав. — Сам гарем представляет собой систему свернутых пространств, а собственно камеры — свернутые времена? Логично. Получается, пленницы могут находиться в них вечно?
— Долго, но не вечно. Иссякнет энергия Эхурсагкуркурры, и они…
— Погибнут все до одной.
— Здесь только одна пленница.
— Как — одна? Их же сотни! В каждом окне — по девушке… Или это эффект многомерного дублирования?
Термин возник в голове сам собой, но Ростислав этому не удивился.
Будимир кивнул.
— Гиибель создал систему копий, так как сам представляет собой многомерную систему.
— Как же определить, кто из них настоящая? Мальчик слабо улыбнулся.
— Вспомните сказки.
Ростислав выпятил губы, с сомнением глядя на десятки экранов, отражавших движения одной-единственной обитательницы «временной камеры».
— В сказках говорится о мухе либо о комаре, которые должны сесть на плечо настоящей Василисы Прекрасной. Может быть, вызвать на помощь Инсекта? Чем муравей хуже комара?
— У нас есть подарок Ягойой…
— Ты имеешь в виду свет-зеркальце? А ведь точно, старуха говорила, что оно отражает явь!
Ростислав достал из кармашка зеркальце в деревянной оправе и с деревянной ручкой, шагнул на склон горы.
— Вы хотите ее спасти? — робко спросил Будимир. Ростислав оглянулся.
— Хочу. Мы не имеем права оставлять ее здесь на верную смерть. Или ты против?
— Конечно, я не против, — смущенно возразил мальчишка. — Но вы все время забываете, что наши глаза видят не то, что есть на самом деле. А вдруг там… ну, ведьма, что ли, уродка или старая женщина?
— Ты так считаешь? — Ростислав оценивающе посмотрел на девушку в ближайшем квадрате, наткнулся на ее невидящий взгляд и снова получил психо-эстетический удар, всколыхнувший все чувства до глубины души. — Не верю! Я вижу ее… — он хотел сказать: сердцем, но удержался: — Я вижу ее иначе.
Осторожно спустившись по скользкому склону к светящемуся «экрану» величиной четыре на четыре метра, он таки поскользнулся и зацепил рукой кромку квадрата. Пальцы обожгло, будто они наткнулись на острое лезвие бритвы. Закапала кровь. Ростислав с недоумением глянул на порез, пересекавший три пальца, усилием воли остановил кровь, отступил на шаг.
Задетый им «экран» пошел рябью, завибрировал, по нему побежали интерференционные волны, а через мгновение он вдруг протаял в глубину и превратился в длинную пустую комнату с летающими по ней прозрачными вихриками.
Ростислав напряг зрение, и ему на миг показалось, что вихрики на самом деле — части человеческой фигуры, живущие самостоятельно.
— Помоги, — позвал он, вглядываясь в свет-зеркальце. — Ничего не вижу.
— Там пусто, — отозвался Будимир. — Внутри движется энергоинформационный пакет, но он закодирован.
— Понятное дело, маэстро Гиибель не хотел, чтобы его гаремом пользовались другие. Ничего, я ее все равно найду! Как закрыть эту камеру?
Будимир не сделал ни одного движения, но помещение с вихрями внутри как бы втянулось само в себя, стало плоским, превратилось в «экран» с изображением зеленоглазой красавицы.
Еще одним внутренним усилием Ростислав заживил порезы на пальцах и двинулся к соседнему квадрату — «срезу времени». Но и этот «экран» после его развертки показал только пустое помещение, внутри которого бесцельно кружились стеклянисто-прозрачные струи, никак не реагирующие на появление посторонних в их жилище.
Сжав зубы, Ростислав перебрался к соседнему «экрану», затем к следующему и, перебрав около двух десятков пустых камер, выдохся. Оглянулся на Будимира, терпеливо наблюдавшего за ним.
— Может быть, все эти девицы — только видеозапись? А живой прототип уже давно умер? Мальчишка покачал головой.
— Там, где нет живых людей, «экраны» пусты. Мы уже встречали такие необитаемые ниши.
— Может, я неправильно пользуюсь зеркалом?
— Надо просто смотреть на отражение.
— Я так и делаю — без толку. В камерах никого и ничего нет. Во всяком случае, в зеркале ничего не отражается.
— Другого пути нет. Она живет в какой-то из камер, и определить — в какой именно, можно только с помощью зеркала. Давайте, я помогу, дядя Слава.
— Я сам! — упрямо мотнул головой Светлов. — Надо понять принцип… иначе искать ее можно до скончания века.
Он вернулся на вершину горы, заставил себя успокоиться, сосредоточился на внутренней энергосфере и вызвал состояние «саммай». Подождал немного, закрыв глаза, прислушиваясь к глубокой, пульсирующей ожиданием тишине, и окинул расширившимся полем зрения-чувствования всю панораму горы с системой «экранов».
Ему показалось, что кто-то тихо вскрикнул. Сдерживая дыхание, Светлов определил направление этого бесплотного ментального «звука», нащупал взглядом квадрат, с которого смотрела на него — именно на него, как ему показалось! — девушка с золотыми волосами и печальными глазами. Вытянул вперед руку, проговорил севшим голосом:
— Там!..
Будимир проследил за его взглядом, странно посмотрел на спутника, но ничего не сказал. Впрочем, Ростислав и не ждал ответа. Медленно, не сводя глаз с «экрана», направился по склону горы вниз. Остановился напротив квадрата, чувствуя, как неистово колотится сердце. Проговорил беззвучно:
— Выходи…
«Экран» обрел глубину.
Никого…
И чей-то радостно-удивленный взгляд…
Ростислав посмотрел на свет-зеркальце и увидел дрожащее отражение девичьей фигурки — совсем голой, без одежды! Он не ошибся, пленница жила в этой камере.
— Выходи! — сказал он уже смелее, пряча зеркало. — Никто тебя не обидит.
Что-то сверкнуло в глубине помещения, похожего на длинный бетонный подвал, и с волной теплого воздуха в метре от Светлова проявилась фигура девушки в кисейном пеньюаре. Вблизи ее лицо показалось ему еще более прекрасным, и он с трудом сдержал вздох восхищения.
— Выходите, вы свободны.
— Кто ты, гридь? [100] — спросила пленница Гиибели по-русски, но с каким-то необычным акцентом, схожим с белорусским говором. — Судя по одежде, ты издалека?