Впрочем, это был не просто танец, а целое представление, аллегорически передающее смысл термина «жизнь». Во всяком случае, так это понял Такэда.
Танцор начал танец в замедленном ритме, с плавных и гибких, буквально змеиных движений, перевернувших у Толи, да, наверное, и у большинства зрителей все представления о пластике человеческого тела. Казалось, он был лишен костей, и одна поза сменяла другую, как пластилин под пальцами мастера, как поток ртути, как слиток полужидкого металла, застывая иногда на миг в неожиданном повороте или немыслимой — буквально на одном пальце, как бы на взлете — позе.
Затем темп танца начал ускоряться, и танцор превратился в хищное многорукое и многоногое существо, подстерегающее и убивающее добычу. Но и разыгрывая представление «Охота», Никита не забывал о ритме и красоте движения, хотя и добавил гротеска в фиксацию скульптурно-выразительных «хищных» поз, мастерски показывая то бесшумный полет орла, то мощный бег тигра, то стремительный бросок удава.
Последняя фаза танца, в основе своей русская плясовая, — с неожиданными поворотами, удивительно точными прыжками, внезапными аритмичными остановками, действующими на зрителей подобно удару грома, с акробатическими элементами вроде двойного сальто и наконец с поразительным, приводящим в ужас и восторг, мистическим скольжением по каменным плитам площади, как по льду, — заставила всех оцепенеть. Даже Зу-л-Кифл выглядел завороженным, не спуская с танцора внимательных, оценивающих глаз. Что касается чувств Такэды, то он испытал непередаваемое эстетическое наслаждение, от которого хотелось плакать и смеяться одновременно.
Последний прыжок был самым высоким: Никита взлетел на добрых два с половиной метра и «ласточкой» нырнул вниз с этой высоты, раскинув руки в длинном и плавном — гораздо длиннее, чем это смог бы сделать нормальный человек, будь он даже спортсменом экстракласса, — полете. Танцор коснулся телом плиты, замер. Музыка оборвалась. Наступила полная, звенящая, ошеломляющая тишина… взорвавшаяся мгновением позже бурей восторженных криков.
Такэда обнаружил, что по щеке у него катится слеза. Глянул украдкой на Селкит: девушка тоже плакала! В глазах ее плескались восхищение и обожание. Зу-л-Кифл о чем-то глубоко задумался, глядя поверх моря голов зрителей. Проворчал словно про себя:
— Похоже, человек все-таки эволюционирует.
Перехватив взгляд Такэды, добавил:
— Надеюсь, вы не обидчивы?
— Почти, — растянул губы в улыбке Толя. — У нас на Земле считается, что, став на общественный путь развития, человек перестал развиваться морфологически. Но ведь, наверное, не зря природа запрограммировала ему колоссальный запас нейронов мозга, который он использует пока на два-три процента, и резерв так называемых «спящих» генов?
— Не зря, — кивнул номарх, как бы заново оценивая собеседника. — Ваш друг — одна из «ласточек» нового вида — хомо паранорм. Если захочет, он поднимется до высот Вселенной очень быстро, тем более что ему удалось сохранить канал Вести и подняться на второй уровень сознания.
— А сколько их всего… уровней?
— Семь.
Такэда пошипел сквозь зубы, выказывая тем самым свой скепсис, но сказать ничего не успел, сквозь толпу возбужденных «театралов» и судей к ним проталкивался довольный, чуть улыбающийся, но совсем не смущенный и не выглядевший усталым Сухов.
— Поздравляю, — сказал Зу-л-Кифл. — Вы наверняка выиграли состязание.
Он оказался прав. На двух следующих танцоров никто почти не смотрел и не оценивал, все еще находились под впечатлением танца и музыки белого конкурсанта. Ему и был вручен «лавровый» венок победителя из метельчатых растений и тончайшей работы золотая чаша в форме обнаженной женской фигурки, держащей над головой сосуд.
— Я почти жалею, что втравил тебя в историю с Вестником, — шепнул Сухову Такэда, поймав момент. — Тебе надо танцевать, а не мыкаться по «лестнице» Шаданакара в роли офицера связи. Кстати, как тебе удается выглядеть свежим после такой нагрузки?
— Пустяки, — равнодушно ответил Никита. — Экспресс-восстановление — и никакого мошенничества.
В сопровождении сияющей Селкит он направился во дворец номарха, Зу-л-Кифл и Такэда последовали за ними. Толя обратил внимание, что не ощущает жары, как прежде, хотя солнце стояло в зените, а повернув голову к магу, увидел, как тот кивнул, прочитав его мысль и ответив на нее: погода в этом регионе тоже подчинялась ему, как и люди.
А у моста, соединявшего плато селения с холмистой пустыней, их встретила группа молчаливых людей из трех человек исполинского роста. Стоящий впереди, чернобородый и черноусый, не смуглый, а какой-то синевато-сиреневый, одетый в черный плащ-хитон, с откинутым капюшоном, был выше Никиты, да и Зу-л-Кифла, чуть не на целую голову.
Заметив, как напряглась спина остановившегося Сухова, Такэда взялся под одеждой за рукоять хардсана, но Зу-л-Кифл легонько тронул его за руку, останавливая, шагнул вперед, загораживая танцора и Селкит. Сказал тихо и приветливо:
— Добро пожаловать в наш мир, странники.
Чернобородый не ответил, глядя на Сухова прицеливающимся, холодным и темным взглядом. Голоса возвращавшихся с кемтессий зрителей смолкли, наступила гулкая тишина, нарушаемая лишь далеким звоном шадуфа, подающего на плато воду. Время словно остановилось, заставив окаменеть все живое.
Дуэль взглядов длилась не больше нескольких секунд — или вечность по внутренней оценке Такэды. Троица, не сказав ни слова, повернулась и зашагала прочь, в пустыню. Но шаг ее был странен и ужасающ: с каждым шагом они удалялись метров на сто, пока не исчезли за цепочкой скал.
С облегчением вздохнула Селкит, засмеялась, что-то говоря отцу. Задвигались и заговорили и остальные риангомбцы.
Толя обнаружил, что по спине его течет ручеек пота. Подошел к задумчиво глядящему вслед черным странникам магу:
— Кто это был?
Ответил вместо Зу-л-Кифла Сухов, и голос его был ровен и зловещ:
— Охотники, Оямович. ЧК…
Визит «чекистов», охотников за головами из службы ликвидации СД, не только не выбил Никиту из колеи, но, наоборот, заставил яростней взяться за тренировки и решиться на эксперименты с включением канала Вести, а также готовиться к Посвящению. Он окончательно осознал, проанализировав свое душевное состояние, что возврата к прежней жизни действительно не будет. В этом вопросе, если бы даже он захотел, ему не помог бы и Зу-л-Кифл. И Сухов начал готовиться к своей миссии Посланника всерьез.
— Почему «чекисты» не напали? — спросил его Такэда после празднования финала кемтессий, когда они остались в спальне одни. — И почему не сработал эрцхаор?
— Он сработал, — ответил Никита, укладываясь спать.
— И ты не сказал!
— А зачем? Что бы это изменило? Зу-л-Кифл тоже знал о прибытии охотников… и, естественно, не дал им необходимой свободы.