– И что оно означает?
– Оно означает, – сказал Марш, закрывая книгу, – что у Джошуа депрессия от поражения. Хотя причину этого вы пока не поймете, мистер Грув. Важно одно: предмет нашего поиска носит название «Озимандиас».
Тогда Грув протянул ему другой листок бумаги.
– Я выписал сюда из газет еще кое-какие сведения, – пояснил он и прищурился, чтобы разобрать собственный почерк. – Давайте посмотрим. Этот Ози… Ози, как там бишь его, обслуживает линии Натчеза. Хозяина зовут Дж. Энтони.
– Энтони, – повторил Марш. – Черт. Второе имя Джошуа – Энтони. Натчез, говорите?
– Натчез – Новый Орлеан, капитан.
– Мы останемся здесь на ночь. Завтра с рассветом тронемся в Натчез. Вы меня поняли, мистер Грув? Не хочу терять ни минуты светового дня. Чтобы с восходом солнца наши паровые котлы уже вовсю работали, и мы были готовы к путешествию.
Может, у бедного Джошуа и не оставалось ничего, кроме отчаяния, но Эбнер Марш чувствовал, что настроен куда решительнее. Ему предстояло свести кое с кем счеты, а потом, когда он покончит с этим, от Деймона Джулиана не останется ничего, как и от той дурацкой статуи.
В ту ночь Эбнер Марш не спал. Длинные часы темного времени суток он провел в своем кресле на штормовом мостике, сидя спиной к смутным огням Виксбурга, лицом к реке. Ночь была прохладной и тихой, вода походила на черное стекло. Временами в поле зрения в венце огней, дыма и искр возникал какой-нибудь пароход, нарушая тишину всплесками воды. Пароход швартовался у причала или проходил, звук его гудка угасал вдали, и безмолвная темнота снова поглощала округу. Над водой серебряным долларом висел месяц. Эбнер Марш прислушивался к вечному говору реки, на фоне которого звучали натужные скрипы старушки «Эли Рейнольдз», случайные голоса или звуки шагов, обрывки песни, доносившиеся со стороны Виксбурга. Река катила свои воды на юг, билась о борт судна, словно хотела увлечь его за собой дальше на юг, туда, где ждали его люди ночи и «Грёзы Февра».
По странной причине Марш чувствовал себя преисполненным ночной красоты и той темной прелести, которая так трогала хромого британца Байрона. Капитан прислонил спинку стула к старому колоколу и устремил взгляд на луну, звезды, реку, подумав, что, возможно, ему в жизни выпал последний момент тишины и покоя. Потому что завтра или послезавтра он непременно найдет «Грёзы Февра», и летний кошмар может начаться сызнова.
В голове теснились дурные предчувствия, воспоминания и картины. Перед мысленным взором все еще стоял Джонатан Джефферс с тростью-шпагой, такой задиристый и самоуверенный и ставший таким беспомощным, когда Джулиан налетел на его клинок. В ушах еще звучал хруст шеи клерка, когда рука Джулиана сжала ее. Марш никак не мог забыть, как сорвались и золотой искрой упали на палубу очки мистера Джефферса, издав при ударе еле слышный звук.
Его большие руки крепко сжали неизменную трость. На фоне темной реки виделись капитану и другие вещи. Крохотная ладошка, нанизанная на острие ножа, стекающая каплями кровь. Джулиан, пьющий зелье Джошуа. Чмокающие удары железной дубины Волосатого Майка… Эбнер Марш испытывал такой страх, какого не знал раньше. Чтобы отогнать видения, вызванные тьмой, он попробовал представить себе, какое будущее его ждет. Вот он с тяжелым ружьем у двери капитанской каюты. Он услышал раскат ружейного выстрела и почувствовал сильный толчок отдачи, увидел бледную улыбку Деймона Джулиана и разлетевшиеся в стороны его черные кудри. Как дыня, сброшенная с высоты, дыня, наполненная кровью, раскололась его голова.
Но почему-то, когда лицо исчезло, и дым рассеялся, глаза оставались на месте, они, не мигая, смотрели на Марша, пробуждая в нем низменные чувства: злобу, ненависть и еще что-то более потаенное и страшное. Глаза были черными, как сама преисподняя, с красными глубинами, бездонными и вечными, как река. Они взывали к Маршу, пробуждая в нем вожделение и его собственную красную жажду. Они плыли перед ним, и Эбнер Марш заглянул в них, в их обволакивающую черноту и увидел там ответ, ответ, как покончить с ними лучше и надежнее, чем с помощью шпаги, кола или крупнокалиберного ружья.
Огонь. На реке горел пароход со знакомыми очертаниями. Эбнер Марш ощущал его почти физически. Жуткий внезапный грохот, ворвавшийся в уши, был оглушительнее любого грома. Рев пламени и дыма, горящие куски дерева, рассыпающийся в золу уголь, обжигающе горячий пар, оказавшийся на свободе, белым саваном смерти окутывал пароход, лопались и взрывались переборки, взлетали в воздух объятые пламенем или полусварившиеся тела, трубы надломились и рухнули… пронзительные вопли… корабль начал крениться и погружаться в воды реки, издавая шипение и пуская клубы пара и дыма, среди обломков лицом вниз плавали обугленные трупы. Большеколесный красавец рассыпался на куски, оставив после себя лишь обгоревшие куски дерева и торчащие из воды обезображенные трубы. В его воображении, когда взорвались паровые котлы, имя парохода, написанное на рулевой рубке, вновь сменилось на «Грёзы Февра».
Это будет гораздо проще. Партия товара, предназначенная для доставки в порт Нового Орлеана; они ничего не заподозрят. Бочки с динамитом, небрежно складированные на основной палубе в опасной близости от раскаленных топок и исполинских паровых котлов. Запал и часовой механизм – и Деймон Джулиан со своим ночным народом сгинет навек.
Эбнер Марш закрыл глаза. Когда он снова открыл их, горящий пароход исчез, как исчезли звуки криков и взрывов. В ночи снова воцарилась тишина.
– Не могу, – произнес он вслух. – Джошуа тоже на борту. Джошуа.
И остальные, как он надеялся: Уайти Блейк, Карл Фрамм, Волосатый Майк Данн и его матросы. Нельзя забывать и о самом пароходе, красавце по имени «Грёзы Февра».
Тогда Маршу представилось иное зрелище. Он увидел поворот реки. Стоит тихая ночь, похожая на эту. Рядом несутся два огромных парохода, оставляя за собой плюмажи дыма. Скорости их уравниваются. Трубы полыхают пламенем, колеса бешено вращаются. Они состязаются из последних сил, и вот один начинает вырываться вперед; отрыв с каждой минутой увеличивается, пока наконец опережение не составляет целый корпус и не открывает борт парохода. Когда видение начало рассеиваться, он все еще продолжал лидировать, и Марш увидел выведенные на кораблях имена. Впереди шел «Грёзы Февра». Флаги его весело развевались, когда, стремительный и торжественный, он шел вверх по реке, за ним следовал «Эклипс», великолепный даже в поражении.
«Я добьюсь, чтобы это стало явью», – сказал себе Эбнер Марш.
* * *
К полуночи большая часть команды «Эли Рейнольдз» вернулась на корабль. Марш видел, как поодиночке и группами плетутся они из Виксбурга, слышал, как руководит погрузкой топлива Кэт Грув, отдавая в лунном свете короткие команды. Через несколько часов над трубами парохода закурились первые завитки дыма. Паровые котлы оживали. До рассвета оставался еще час. Примерно в это время на штормовом мостике с собственными стульями и кофейником появились Йергер и Грув. Они молча уселись по соседству с Маршем и налили ему кружку кофе. Кофе был горячим и крепким. Он с благодарностью отхлебнул бодрящей жидкости.