– С вашим негром все в порядке, – произнес младший сын хозяина, когда они встали из-за стола, – Роберт пошел за доктором, чтобы он осмотрел пострадавших. А пока о них позаботится Салли. Не нужно волноваться, капитан. Может быть, сейчас вам лучше самому отдохнуть? Вам пришлось столько перенести, потерять пароход и ваших товарищей.
– Да, – согласился Эбнер Марш. Как только речь зашла об отдыхе, он сразу почувствовал, как невероятно устал. Не спал он уже часов тридцать. – Был бы весьма признателен, – заметил он.
– Покажи ему его комнату, Джим, – сказал плантатор. – Да, капитан, доктор зайдет и в похоронное бюро. Для этой бедной женщины. Какая трагедия, какая трагедия. Как, говорите, ее звали?
– Валерия, – ответил Марш. Но он никак не мог припомнить, как было ее второе имя. – Валерия Йорк, – на ходу соврал он.
– Похороним ее, как положено, по христианскому обычаю, – сказал Грей, – если только вы не хотите отвезти тело семье?
– Нет, – поспешно ответил Марш, – нет.
– Хорошо. Джим, проводи капитана Марша наверх. Помести его рядом с его обгоревшим другом.
– Хорошо, папа.
Марш даже не взглянул на отведенную ему комнату. Он сразу повалился на кровать и уснул мертвым сном.
* * *
Когда он проснулся, было уже темно.
Марш с трудом поднялся и сел. Несколько часов, проведенных за веслами, давали о себе знать. Он пошевелился, и суставы его жалобно захрустели. Плечи как будто свело судорогой, руки болели так, словно их колотили дубинкой. Капитан со стоном подвинулся на край кровати и опустил босые ступни на пол. Поднявшись и с трудом переставляя ноги, он подошел к окну и распахнул его. В комнату проник холодный ночной воздух. За окном имелся небольшой каменный балкон, за которым простирались залитые лунным светом бескрайние пустынные поля, окаймленные китайскими деревцами. Вдали Марш видел тусклое мерцание еще горящей кучи выжимок сахарного тростника, над которой курился дымок. Еще дальше слабо поблескивало зеркало реки.
По телу Марша пробежала дрожь, он закрыл окно и вернулся в постель. В комнате теперь было холодно, он натянул на себя одеяла и повернулся на бок. Лунный свет испещрил комнату тенями. В призрачном свете незнакомая обстановка казалась еще более незнакомой и чужой. Сон не шел. Марш поймал себя на том, что мысли его крутятся вокруг Деймона Джулиана и «Грез Февра». Интересно, думал он, стоит ли пароход там, где они оставили его. Еще он думал о Валерии. Он хорошо рассмотрел ее, когда они вытащили тело из-под лодки. Выглядела она не лучшим образом. По ее виду ни за что нельзя было сказать, что когда-то она была красавицей, белолицей, изящной и чувственной, с огромными фиалковыми глазами. Эбнеру стало жаль ее. Эта жалость вызвала в нем странное чувство. Еще вчера, примерно в этот же час, он хотел застрелить ее из своего крупнокалиберного охотничьего ружья. Воистину мир странное место, подумал он, раз так многое могло измениться всего за один день.
Наконец он снова уснул.
– Эбнер. – Ворвавшийся в сон шепот разбудил его. – Эбнер, – снова прозвучал зовущий голос, – впусти меня.
Эбнер Марш резко сел. На его балконе стоял Джошуа Йорк и постукивал бледными пальцами покрытой шрамами руки по стеклу.
– Подожди, – сказал Марш.
За окном по-прежнему царила тьма, и дом был погружен в тишину. Джошуа улыбнулся, когда Марш выбрался из постели и, ковыляя, направился к нему. Его лицо покрывали трещины, мертвая кожа местами свисала лоскутами. Марш открыл балконную дверь, и Джошуа вошел в комнату. На нем был белый костюм, теперь перепачканный грязью и помятый. Только сейчас, когда Джошуа оказался в помещении, Марш вспомнил о пустой бутылке, которую выкинул в реку. Он резко отшатнулся.
– Джошуа, ты не… тебя не мучит жажда?
– Нет, – успокоил Джошуа Йорк. В открытую балконную дверь ворвался ветер и взметнул складки его серого плаща – Я не хотел ломать замок или бить стекло. Не бойся, Эбнер.
– Тебе, я вижу, лучше, – заметил Марш, глядя на него.
Хотя губы Йорка еще оставались потрескавшимися, и глаза смотрели из глубоких темно-лиловых глазниц, в целом его состояние значительно улучшилось. В полдень он выглядел не краше покойника.
– Да, – ответил Джошуа. – Эбнер, я хотел сказать тебе, что ухожу.
– Что? – ошарашенно спросил Марш. – Ты не можешь никуда уйти.
– Я должен, Эбнер. Они видели меня, я имею в виду хозяев плантации. Кроме того, меня никогда не лечили доктора. Завтра я буду совершенно здоров. Что они тогда подумают?
– А что они подумают, когда утром принесут тебе завтрак и увидят, что от тебя и след простыл? – поинтересовался Марш.
– Разумеется, они удивятся. Тем не менее объяснить это будет несложно. Ты тоже можешь прикинуться удивленным, Эбнер. Скажешь им, что я поднялся и ушел, по-видимому, в лихорадке. Меня никто не найдет.
– Валерия умерла, – промолвил Марш.
– Да, – вздохнул Джошуа. – Там снаружи стоит фургон с гробом. Для нее, как я понял. – Он горестно покачал головой. – Я подвел ее. Я подвел всех моих людей. Нам не следовало брать ее с собой.
– Валерия сама сделала свой выбор, – сказал Марш. – Во всяком случае, она освободилась от него.
– Освободилась, – с еще большей горечью в голосе произнес Джошуа Йорк. – Неужели такую свободу я принес своим сородичам? Жалкое подношение. Какое-то время, до того, как Деймон Джулиан вошел в мою жизнь, я смел мечтать, что в один прекрасный день Валерия и я станем возлюбленными. Только не так, как это происходит у моего народа, в кровавом разгуле. Я надеялся, что наша страсть родится из нежности, любви и взаимного желания. Мы говорили об этом. – Вокруг его рта образовались горестные страдальческие складки. – Она верила в меня, а я погубил ее.
– Черта с два, – возразил Марш. – Перед кончиной она сказала, что любила тебя. Ее не заставляли идти с нами, она сама этого захотела. Нам всем приходится выбирать… Она была очень красивой.
По телу Джошуа Йорка прошел озноб.
– «Она идет в своей красе, как ночь», – произнес он тихо, опустив взгляд на сжатые кулаки. – Иногда я спрашиваю себя, Эбнер, настанет ли когда для моего народа его час. Ночи исполнены крови и ужаса, но дни беспощадны.
– Куда ты пойдешь? – спросил Марш.
Лицо Джошуа помрачнело.
– Я возвращаюсь.
Марш нахмурился.
– Возвращаешься?
– У меня нет выбора.
– Ты же только что бежал! – воскликнул Марш. – После всего того, что мы пережили, чтобы освободиться, ты не можешь вот так подняться и вернуться. Подожди, укройся в лесу или в городе. Когда я уйду отсюда, мы где-нибудь встретимся с тобой и придумаем, как вернуть пароход.
– Опять? – Джошуа покачал головой. – Знаешь, со мной была одна история, о которой я тебе не рассказывал. Случилось это очень давно, в первые месяцы моей жизни в Англии, когда красная жажда регулярно посещала меня и выталкивала на улицу в поисках жертвы. Однажды ночью я отчаянно боролся с ней и не справился. Я бродил по ночным улицам города и встретил парочку. Мужчина и женщина куда-то спешили. Обычно на таких прохожих я старался не обращать внимания и искал одиноких странников, так было безопаснее. Но меня одолевала дикая жажда, и даже с большого расстояния я видел, как хороша собой женщина. Она влекла меня, как огонь влечет мошкару. Я напал на них из темноты, схватил мужчину за шею и вырвал ему горло, во всяком случае, так я думал. Я оттолкнул его в сторону, и он упал. Это был здоровенный детина. Я заключил женщину в объятия и приник ртом к ее шее, очень нежно. Глаза мои заворожили ее, она не двигалась. Я только вкусил первые капли горячей и такой сладкой крови, когда меня сзади схватили и оторвали от моей жертвы. Это был тот мужчина, ее спутник. Оказывается, я не убил его. Шея у него была могучая, жирная и мясистая, я только нанес рану. Хотя текла кровь, он мог держаться на ногах. Мужчина не произнес ни слова, а кулаком со всего размаху и с силой, достойной чемпиона, ударил меня прямо в лицо. Удар оглушил меня и рассек бровь. В голове все смешалось. Когда тебя отрывают от жертвы, всегда испытываешь головокружение и теряешь ориентацию. Мужчина снова ударил меня, и тогда я бросился на него с кулаками. Он тяжело грохнулся о землю. Щека у него была рассечена, и один глаз наполовину выбит. Я снова повернулся к женщине и приник губами к открытой ране. Но он опять поднялся и кинулся на меня. Я сбросил с себя его руку и практически вырвал ее из сустава, ударом ноги я сломал ему голень. Он упал. На этот раз я не спускал с него глаз. Он снова, превозмогая боль, встал и, подняв кулаки, двинулся на меня. Еще дважды сбивал я его с ног, и дважды он поднимался. Наконец я сломал ему шею, и он испустил дух. Потом я убил и женщину.