— Я и сам никак не пойму, Ашнар.
Затем Хоукмун услышал, как Элрик резко и коротко выдохнул, увидел отблеск его страшного меча, вновь мелькнувшего в воздухе… И вот уже новые враги ринулись на них. Животные со взъерошенной шерстью ярко-рыжего цвета, с длинными желтыми клыками. Элрик принял на себя первый удар, пронзив мечом напавшего зверя, когти которого вонзились в его одежду. Зверь напоминал гигантского бабуина, и с первого удара убить его не удалось.
Сам Хоукмун сцепился с другой обезьяной, нанося ей удар за ударом, но чудище ловко уклонялось. Хоукмун содрогнулся, подумав, насколько ничтожными будут его шансы выбраться отсюда живым, если вдруг он останется один. Он видел, как Киит Приносящий Несчастье тянулся ему на помощь, размахивая огромным мечом. На лице его застыло обреченное выражение. Обезьяна обернулась к новому противнику и всей своей массой набросилась на него. Клинок Киита вонзился ей в грудь, но тварь успела вцепиться клыками человеку в горло, и из разорванной сонной артерии фонтаном хлынула кровь.
Хоукмун метнулся вперед и нанес мощный боковой удар, хотя и понимал, что опоздал и ничем не сможет помочь своему спасителю, тело которого уже рухнуло на пол. Тут на помощь подоспел Корум. Обезьяна обернулась к ним, зарычала, размахивая перед собой лапами с острыми когтями, потом глаза ее остекленели, она покачнулась и упала навзничь, прямо на труп храбреца Киита.
Не дожидаясь нового нападения, Хоукмун перепрыгнул через трупы и бросился на помощь барону Готтерину, который пытался вырваться из объятий другой рыжей обезьяны. Ее челюсти клацнули, сорвав кожу с лица барона. Тот издал один-единственный крик, почти ликующий, словно наконец получил подтверждение своей мрачной теории. И умер. Ашнар Рысь, рубя мечом как топором, подпрыгнул и на лету срубил голову убийце Готтерина. Каким-то чудом Ашнар сумел в одиночку сразить двух монстров и теперь улыбался, мурлыча себе под нос какую-то монотонную боевую песнь. Он был исполнен зловещей радости.
Хоукмун широко улыбнулся варвару и устремился на помощь Коруму. Разящим ударом он раскроил затылок твари, нападавшей на принца. Кровь, брызнувшая из тела бабуина, залила его лицо и ослепила на какое-то время. Хоукмун не сразу осознал, что это не его кровь, и уже решил было, что настал его смертный час. Но, отерев кровь рукой, понял, что ошибся. Тварь, извиваясь, рухнула на Корума, который в последний миг едва успел оттолкнуть ее рукоятью меча.
— Чаз Элоколь также погиб, — заметил Хоукмун.
Но Никхе Перебежчик был по-прежнему жив, хотя лицо его рассекала ужасающая рана. И все равно он улыбался. Рейнгир Скала лежал на спине с разорванной глоткой, но Джон ап-Райс, Эмшон д'Аризо и Тереод Пещерный ухитрились остаться в живых и получили лишь легкие царапины. Куда хуже пришлось людям Эрекозе. У одного рука висела вдоль тела на жалких ошметках плоти. Другой потерял глаз. Третий — кисть руки. Товарищи пытались, как могли, помочь им. Брут Лашмарскиий, Хоум Укротитель Змей, Ашнар Рысь и Отто Блендекер выбрались из этой переделки относительно невредимыми.
Ашнар торжествующим взглядом обвел трупы мерзких тварей.
— Мне лично эта затея нравится все меньше. Чем скорее мы с ней разделаемся, тем лучше. Что скажете, Элрик?
— То же самое, — альбинос вытер кровь со своего ужасающего меча. — Пойдемте.
И, не дожидаясь остальных, он вновь возглавил отряд, направляясь в очередной зал, залитый странным розоватым светом. Хоукмун и все остальные поспешили за ним.
Внезапно Элрик остановился, с ужасом уставился в пол, обернулся и что-то поднял. В тот же миг Хоукмун ощутил, как что-то обвилось вокруг его лодыжек. Вся комната была полна змей, длинных и тонких рептилий телесного цвета, лишенных глаз, которые набросились на ноги воинов. Он с яростью опустил меч, отсек разом две или три головы, но натиск рептилий ничуть не уменьшился. Вокруг него с воплями подскакивали воины, уцелевшие в предыдущей схватке, и пытались стряхнуть с ног эти живые, смертельно опасные путы.
И тут Хоум Укротитель Змей доказал, что не напрасно носит свое прозвище. Он выступил вперед и запел. Голос его был похож на чистый звук горного потока, ручья, падающего со скал. Он пел, словно забыв об опасности, о чем-то мирном и спокойном, резко контрастирующем с напряженным выражением его озабоченного лица. И змеи, медленно ослабив свою хватку, соскользнули на пол и, наконец, замерли.
— Теперь я понимаю, почему вас так прозвали, — с облегчением заметил Элрик.
— Я не был уверен, что моя песня подействует на этих созданий, — признался Хоум, — ибо они не похожи на всех прочих змей, которых я видел в морях своего родного мира.
Оставив позади заснувших рептилий, они продолжили путь вверх по коридорам здания, с трудом удерживаясь, чтобы не скользить по полу, который вздымался теперь все круче. Жара усиливалась, и Хоукмун почувствовал, что рискует потерять сознание, если не глотнет свежего воздуха. В некоторых узких местах коридора с упругими, словно резиновыми, стенами им приходилось протискиваться ползком, в других — идти с широко расставленными в стороны руками, чтобы удержать равновесие, когда здание вновь сотрясали приступы крупной дрожи, или защищать лицо и голову руками, быстро пробегая по залам, с потолка которых капала ядовитая обжигающая слизь. Порой на них нападали какие-то отвратительные насекомые, и все это время откуда-то издалека стонал загадочный голос:
— Где? Где? О, больно!
Тучи мошкары кружились вокруг, они были почти невидимыми, но наносили чувствительные укусы в лицо и руки.
— Где?
Почти ослепший, Хоукмун заставлял себя идти дальше, подавляя тошноту. Желание глотнуть свежего воздуха сделалось невыносимым. Он видел, как падают его товарищи, и помогал им, сам едва не теряя сознание, подняться и идти дальше. Выше, еще выше вел их узкий извилистый проход, и Хоум продолжал свою песню, так как и здесь повсюду шипели бледные слепые змеи, раскрывая зубастые пасти.
Ашнар Рысь заметно приуныл.
— Так мы долго не протянем. А если и отыщем этого колдуна или его сестру, у нас не хватит сил сразиться с ними.
— Согласен, — поддержал его Элрик. — Но что же нам делать, Ашнар?
— Ничего, — отозвался тот шепотом. — Ничего.
А загадочный голос все твердил и твердил на разные лады:
— Где? — вопрошал он.
— Где? — требовал он ответа.
— Где? Где? Где?
Голос кричал, отдаваясь в ушах Хоукмуна, все сильнее действуя ему на нервы.
— Здесь, — проворчал он. — Мы здесь, колдун.
Наконец, они добрались до конца коридора и обнаружили там сводчатую дверь правильных пропорций, открывающую вход в залитый светом зал.
— Должно быть, это комната Агака, — промолвил Ашнар Рысь. И они вошли в восьмиугольную комнату.
Стены помещения были наклонены к центру комнаты, и каждая из них окрашена в свой цвет, гармонировавший с цветом соседней стены. Поочередно каждая из граней этого огромного восьмигранника становилась полупрозрачной, и тогда сквозь нее можно было рассмотреть развалины города внизу и соседнее здание, соединенное с этим целой сетью труб и проходов.