— Это не летающая машина, — ответил Оркай Хеон Фунь.
— Вот как? А что же?
— Она движется сквозь землю. Мы называем ее Земной Колесницей.
— А на каком топливе она работает? Что позволяет ей проходить сквозь землю?
— Мы не ученые, — вмешался Као Шалан Гатт, — и не понимаем, как действуют наши механизмы. Это дело низших каст.
Мелиадус вновь почувствовал себя задетым, но тут они подошли к женщине в маске Цапли — к графине Флане Микосеваар. Барон представил ее послам.
— Какие вы высокие, — проговорила она грудным голосом. — Да, очень высокие…
Мелиадус хотел было пойти дальше, но графиня остановила его — чего барон, впрочем, и ожидал. Он представил ее только затем, чтобы получить небольшую передышку.
Флана подошла ближе и коснулась плеча Оркай Хеон Фуня:
— И плечи у вас очень широкие…
Ничего не ответив, посол остановился. Неужели она заинтересовала его? Мелиадус недоумевал. Однако это на руку всем — сейчас в интересах послов не портить отношений с Гранбретанией, а в интересах Гранбретании — оставаться в хороших отношениях с послами.
— Позвольте, я немного развлеку вас… — проговорила Флана, делая двусмысленный жест.
— Спасибо, но о развлечениях я сейчас и думать не могу, — ответил посол, и они двинулись дальше.
Удивленная Флана смотрела им вслед. Она никогда еще не получала отказа и была крайне заинтригована. При первом же удобном случае надо будет продолжить знакомство… «О, они так необычны, эти неуклюжие создания на негнущихся ногах! Они похожи на металлических кукол, — подумала Флана. — Интересно, что может пробудить в них человеческие чувства?»
Их маски из раскрашенной кожи покачивались над толпой, а Мелиадус уже представлял им Йорика Нанкенсена и его даму, герцогиню Фалмоливу Нанкенсен, которая в пору своей молодости сражалась бок о бок со своим мужем.
А когда обход закончился, барон Мелиадус вернулся к своему золотому трону, сильно удивленный и раздосадованный. Он все еще недоумевал, куда исчез его соперник Шенегар Тротт и почему король Хеон не соблаговолил поделиться с ним информацией об этом. Ему захотелось тотчас же освободиться от своих обязанностей по приему гостей и поспешить в лаборатории Тарагорма. Ему не терпелось узнать о научных достижениях владельца Дворца Времени и о возможности выяснить, где находится ненавистный замок Брасс.
Эту ночь барон Мелиадус почти не спал и, поднявшись с первыми лучами рассвета, немедленно отправился во Дворец Времени к Тарагорму.
В Лондре почти не было открытых улиц, все дворцы, дома и склады соединялись крытыми переходами и галереями. В районах побогаче их раскрашивали яркими красками, так что создавалось впечатление, будто стены сделаны из стекла, покрытого эмалью, а в бедных кварталах казалось, будто они сложены из обычного серого камня.
Мелиадус восседал на носилках, которые несли по проходам двенадцать обнаженных накрашенных рабынь. Он хотел поговорить с Тарагормом прежде, чем проснутся эти дерзкие восточные посланцы. Разумеется, вполне вероятно, что именно из далекой Коммуназии шла поддержка Хоукмуну и прочим повстанцам, однако у Мелиадуса не было этому никаких доказательств. Но сейчас барон уповал на открытие Тарагорма. Если все сложится удачно, он получит необходимые улики, чтобы оправдаться перед королем и избавиться от неприятного унизительного поручения: изображать перед послами гостеприимного хозяина.
Улица стала шире, и послышались странные звуки — глухие удары и монотонный шум механизмов. Мелиадус знал, что это такое. Часы Тарагорма.
По мере того, как паланкин приближался ко Дворцу Времени, шум усиливался: лязгали тысячи гигантских маятников, колеблющихся с разными амплитудами, жужжали и скрежетали механизмы, молоточки ударяли по гонгам и цимбалам, пели механические птички и переговаривались механические голоса. Короче, это был весьма многообразный шум, но все звуки почти заглушало гулкое, тяжелое шипение, с которым разрезал воздух закрепленный под самой крышей маятник в Зале Маятника, где Тарагорм проводил большую часть своих экспериментов. Хотя в здании находилось несколько сотен часов всевозможных размеров, дворец сам по себе являлся гигантскими часами, которые регулировали ход остальных.
Портшез Мелиадуса приблизился к ряду сравнительно невысоких бронзовых дверей, навстречу выскочил механический человек и преградил путь барону. Сквозь шум часов донесся металлический голос:
— Кто беспокоит лорда Тарагорма в его Дворце Времени?
— Барон Мелиадус, его шурин, с соизволения короля-императора, — ответил барон, вынужденный кричать.
Двери еще долго оставались запертыми, и Мелиадус решил было, что его так и не пустят. Но наконец створки медленно раскрылись, и портшез проследовал внутрь.
Мелиадус оказался в зале с изогнутыми стенами, похожими на корпус часов; грохот стоял невообразимый: тиканье, скрежет, жужжание, звон, удары, шорохи и бой… Если бы на голове барона не было шлема, он зажал бы уши: от такого шума можно было легко оглохнуть.
Через этот зал портшез проследовал в следующий, задрапированный тканями, поглощающими наиболее громкие звуки (рисунок на тканях напоминал сотни различных стилизованных устройств для измерения времени). Здесь девушки-рабыни опустили носилки. Барон Мелиадус раздвинул занавески и остался ждать своего зятя.
Вновь (так ему показалось) прошло очень много времени, пока, наконец, из противоположного конца зала не появился человек в покачивающейся маске с циферблатом.
— В такую рань, брат, — поморщился Тарагорм, подходя к барону. — Сожалею, что заставил тебя ждать, но я еще не завтракал.
Мелиадус, подумав, что Тарагорму всегда не хватало такта или хотя бы соблюдения элементарных правил приличия, резко ответил:
— Прими мои извинения, брат, мне не терпелось увидеть твою работу.
— Я польщен. Сюда, брат.
Тарагорм повернулся и направился к двери, из которой появился. Мелиадус последовал за ним.
Пройдя по коридорам, затянутым дорогой драпировкой, они подошли к высокой запертой на засов двери. Тарагорм с трудом отодвинул тяжелый брус, и дверь открылась. Ударил внезапный порыв ветра. Мелиадуса оглушил мерный гул, похожий на звук, который издает гигантский барабан, если по нему часто-часто ударять палочками.
Барон машинально поднял голову и увидел раскачивающийся прямо над ним маятник. Отвес — пятьдесят тонн меди, — отлитый в форме лучистого солнца и украшенный драгоценными камнями, отбрасывал тысячи бликов. По стенам, покрытым тканями, скользили солнечные зайчики. Ветер с ревом вздымал полы плаща Мелиадуса, и казалось, что за спиной барона трепещут два шелковых крыла. Вдоль всего Зала Маятника тянулись ряды механизмов, находящихся на различных стадиях сборки, стеллажи с лабораторным оборудованием, инструментами из меди, бронзы и серебра, бухтами тонкой золотой проволоки, мотками драгоценных нитей, приборами для измерения времени — часами водяными, анкерными, пружинными, часами на подшипниках, наручными, настольными, астрономическими; астролябиями, часами в виде скелетов, листьев и солнечных дисков… Над ними хлопотали слуги Тарагорма — ученые и инженеры разных стран, многие из которых когда-то были гордостью своих государств.