Удивительно!
Крылов набрал четыре цифры внутреннего телефона, соединяясь с командиром СОБРа.
– Литвинов слушает! – резко отозвалась трубка.
– Слушай, Валя, мы собрали материалы на Семку Быка, – не здороваясь сообщил начальник оперативного отдела.
– А свидетели?
– Потерпевшая, четыре свидетеля. Надо организовать всем охрану.
– Сделаем. А когда брать эту жабу?
Литвинов ненавидел преступников любой «окраски» и готов был охотиться на них днем и ночью, без еды и сна, тем более, что ему нравилось выбивать бронированные двери, уворачиваться от выстрелов и стрелять в ответ, схватываться в рукопашной и побеждать, побеждать, побеждать...
– Сейчас доложу начальнику и решим... Да, вот еще что... Возьми под прикрытие и следователя, который примет дело.
– Сделаем, – на этот раз в голосе командира СОБРа чувствовалось меньше уверенности.
– Шесть постов, – рассуждал он сам с собой, как бы приглашая в советчики и Крылова. – Если по два человека, получается двенадцать на смену, при круглосуточном режиме – тридцать шесть... А мы же еще свидетелей по Итальянцу с Валетом прикрываем! И ревизоров... Тяжко, однако, придется...
– Ничего, я своими людьми помогу, если надо – территориалов попросим! Кстати...
У Крылова имелся вопрос к Центральному райотделу и сейчас он о нем вспомнил.
– У вас остались какие-нибудь материалы по обращению Ковалевой? – спросил он у озабоченного дежурного Центрального. – Заявление, объяснение или что-то еще?
– Какой Ковалевой?
– Сегодня к тебе приходила девушка, блондинка, изнасилование в «Сапфире»!
– Не было такой, – невозмутимо отозвался дежурный. Крылову показалось, что он что-то жует.
– Как не было?! Вы ее направили к нам!
– Никого я не направлял. Подождите... На другом конце провода дежурный что-то спрашивал.
– И помощник ее не видел. И дежурный опер – тоже...
Странно! Не могла же сама Ковалева знать, что Бык – член группировки, а ими занимается РУОП, не имеющий, кстати, вывески...
Но поскольку странность была небольшой, Крылов забыл о ней, отправившись докладывать новости Ныркову. Вспомнит он об этой неувязке позднее, когда по делу Семки Быка накопится много больших и маленьких странностей.
Нырков выслушал доклад с интересом.
– Значит, люди нам поверили! Видят, что мы взялись за «крутизну», и пожалуйста – смело идут и заявляют. Вызывайте следователя, документируйте, задерживайте подозреваемого.
Быка взяли вечером, когда он, разомлевший от дневных трудов, подходил от автостоянки, где оставил свой БМВ, ко входу в «Сапфир».
Это был здоровенный детина крайне необузданного нрава, поэтому Литвинов избрал силовой вариант задержания.
Конечно, Крылов знал, что плановый захват одного человека, сколь бы силен и грозен он не был, можно провести без внешних эффектов. Но эффекты являлись слабостью командира СОБРа и ничего плохого в этом не усматривалось.
Бык уже почти подошел к тяжелой стеклянной двери, как откуда-то сбоку незаметно появился Валя Литвинов. Вид он имел не геройский: чуть выше среднего роста, обычного телосложения, с обманчиво-медленными движениями и спокойным лицом скромного парня-работяги, на котором уже почти не выделялся шрам, полученный в годы командования десантно-штурмовой группой в Афгане.
Шрам являлся единственным внешним признаком «крутости» майора, потому что послужной список, две Красные Звезды и кучу афганских орденов он никому не показывал.
Несмотря на это, весь криминалитет Тиходонска знал, чего стоит майор Литвинов и тщательно избегал с ним конфликтовать.
– Эй, Бык, – негромко позвал он, и ошарашенный такой фамильярностью бригадир с грозным величием повернулся К отмеченной краем глаза серенькой затрапезной фигурке, не вписывающейся в обычный облик посетителей «Сапфира» и заведомо не представляющей, никакой опасности.
Когда он наконец понял, кто перед ним, настроение резко изменилось, и если бы майор приказал, то девяносто процентов за то, что бригадир безропотно проследовал бы к машине.
Но Литвинов никогда не давал бандитам даже одного шанса для сопротивления и не упускал случая потренироваться и заодно укрепить репутацию.
Раз! Сдавленно крикнув, Бык присел. Два! Резко выпрямившись, он выполнил пируэт и хлестко шмякнулся на бетонные ступени. Три! Висящий на заломленной руке Бык, подламываясь в коленях, семенил к машине РУОПа, бессмысленными глазами глядя в вечернее небо. Никуда больше он глазеть не мог, потому что рука Литвинова с силой натягивала волосы, как бы собираясь содрать скальп.
Страхующие командира бойцы, видевшие, как майор управляется с ножом, не сомневались, что он действительно мог оскальпировать Быка. Если бы тот попался ему несколько лет назад в другой стране.
* * *
Центральный рынок, или как принято говорить на юге – базар, являлся городом в городе. Высокий капитальный забор огораживал среди трущоб старого Тиходонска прямоугольник шириной в квартал и длиной в четыре.
За забором шла своя жизнь, невидимая покупателям, но хорошо известная тысячам продавцов. Здесь были свои законы, свое правительство, заседавшее в здании администрации рынка, собственные карательные органы в виде красноповязочных горластых теток и разбитных мускулистых парней с волчьими глазами.
Вплотную к рынку примыкал большой собор с золоченными куполами, но сказать, что «чрево Тиходонска» имело и своего бога, было нельзя, потому что священнослужители отгородили храм собственным забором и устроили вход с противоположной стороны.
Богом здесь были деньги и молились этому богу истово даже в те времена, когда официальная идеология ставила на первое место совсем иные, идейно-патриотические ценности. Директор рынка считался миллионером во все времена, потому что с каждого полтинничка за торговое место, с двугривенного за весы, рубчика за камеру хранения капали копеечки рыночному правительству, в соответствии с табелью о рангах.
А за другие, более важные одолжения, например, торговлю овощами без справки о наличии приусадебного участка, черноусые молодцы передавали увесистые пакеты из рук в руки.
С рынка жили многие. И врачи санэпидслужбы, городские и районные чиновники, мошенники и воры, картежники, сбытчики наркотиков, проститутки. Кроме профессионалок здесь встречалась интересная категория дамочек, отправляющихся за деликатесами с объемистыми сумками, но без кошелька, а чтоб удобней было расплачиваться, не надевающие трусиков.
В прилегающих домишках с прохладными подвалами любили останавливаться торговцы нежным товаром: мандаринами, персиками, гвоздиками. Менялись поколения хозяев и постояльцев, но уклад оставался прежним и потомки давно умершего дяди Сандро с неизменной хурмой по-прежнему поселялись у наследников почившей в бозе тети Нины.