Когда Хамрай вышел из магического подпространства, всю северную часть подземной пещеры заполнял фиолетово-синевато-зеленоватый туман, полностью поглотивший и тело Наследника Алвисида, и самого Алвисида, и прекрасную принцессу, готовую все отдать ради возлюбленного.
Хамрай не верил до конца, что Рогнеда убила бы себя, если бы он отказал ей.
Но то, что она согласилась превратится в озеро, рождало бурю странных, непонятных и противоречивых чувств в душе старого мага.
Он знал, что волшебство свершилось, что через несколько минут магический туман рассеется и он будет объяснять Радхауру, что произошло. Вряд ли разговор будет легким. Но содеянного не воротишь, все.
Хамраю стало обрыдло и пусто на душе. Он тяжело опустился на землю, устало провел рукой по лбу. Он ненавидел себя, ненавидел всю магию мира, ненавидел все — лишь Аннаура с сыновьями освещали дальнейший путь.
И он, понимая, что сходит с ума, поддавшись секундному порыву, зная, что впоследствии пожалеет об этом, вырвал сильной рукой свое магическое я, тайлорса, сжившегося с Хамраем, и швырнул прочь, в космическую пустоту, отстранившись и отказавшись от того, к чему шел долгие годы, за что другие готовы были продать мать родную да еще ноги целовать за это.
Хамрая изогнуло дугой, мгновенная боль пронзила разум.
Он очнулся почти сразу — туман еще не рассеялся. Он тяжело дышал, ноги были словно из киселя — в голове царила восхитительная пустота.
Вот и все.
Он больше не маг — магическая сущность тайлорса сейчас вливается в его двойника. Он больше не сможет называть себя Хамраем, это имя принадлежит отныне другому. Он — сэр Ансеис…
Это имя, впрочем, тоже принадлежит другому, вернее, принадлежало.
Он — рыцарь, и этого не отнимешь. Глаз зорок, рука крепка. У него есть замок, самая прекрасная в мире женщина и сын. Ради них он и будет жить, три десятка лет судьба ему еще наверняка отпустит.
Он поднялся и пошатываясь побрел к Радхауру. Просто — к сэру Радхауру, графу Маридунскому, его соседу по землям и хорошему другу. Сэру Ансеису плевать, что сэр Радхаур еще и Наследник какого-то там поверженного бога.
«Сuncta erant bona»
Он не видел, что было дальше. Тело, осталось там, на траве у Рэдвэллских Камней.
Он взметнулся к облакам, как тогда, давно, когда пытались спасти Лореллу. Только тогда он был не один и знал, что жизнь продолжается.
Сейчас же все кончено. Все, чем страдал, что любил, что ненавидел — осталось на траве. В его пронзенном кинжалом теле.
И тогда, в замке, он был не один. И все было другое — и цвет, и звуки. И тогда было больно и страшно.
Сейчас не было больно, было легко. И безрадостно, безразлично. Не было ни жалости к самому себе, ни досады за роковую ошибку, ни интереса к собственному будущему. Он умер.
Все.
Что будет дальше, его почему-то не интересовало. Котлы адские — значит заслужил, передаст привет Белиалу, увидит Сарлузу.
А может, ему уготованы кущи райские, поскольку сам за собой грехов он не числил?
Может и так. Больших грехов за ним нет. Он не предавал и не обманывал. Он сражался и убивал врагов только в честном бою.
Он взмыл над облаками и с огромной скоростью устремился к звездам.
Как он уже знал, ад христианский расположен на Меркурии, рай — на Юпитере. На остальных планетах — сколько их всего он не ведал — живут другие боги. Он знал из рассказов посланника Алвисида, что такое планеты, и когда пролетал мимо огромных, заслоняющих все шаров, гадал: был то Меркурий позади, или Юпитер.
Впрочем, ему было все равно. Он умер.
Ему стало все безразлично и если бы у него были глаза, он бы их закрыл. Ему хотелось невозможного — на землю. А раз это невозможно, значит и нечего хотеть — ничего.
Он шел через смерть второй раз. Первый — давным давно, кажется, что в другой жизни. Когда захлебнулся в Гуронгеле, спасаясь от стеклянного дракона и тогда его спасла Лорелла. Но в тот раз была лишь чернота и мгновенно он вновь обрел сознание. Сколько времени пролежал на дне озера, он не знал, но недолго — не больше часа.
Сейчас все было по-другому. Окончательно. Навсегда.
Как долго его бестелесное я летело средь черных пустот, он не знал. Но долго. Планет впереди уже не было видно, а он все летел.
Ядовитой змеей прошмыгнула мысль, что за неверие и прегрешения он обречен вечно лететь в черноту не останавливаясь нигде.
Впрочем, это был бы не самый плохой вариант, он быстро бы привык и думал бы о предстоящей вечности, то есть — ни о чем.
Но вдруг его движение прекратилось — мгновенно, словно он с разгона врезался в невидимую стену и расстекся по ней тонкой пленкой.
Но боли не было. Какая боль, если тело его осталось там, на зеленой прекрасной траве?.. Для него больше нет боли, как нет красок. В царстве смерти все краски серы.
И ничего не происходит…
Ничего…
Можно лишь миллион раз вспоминать прожитую жизнь и сокрушаться, как она была коротка и сколь многое не успел сделать. И можно мысленно орать, ибо нет рта, что дайте ему шанс начать все сначала, и он бы…
А что бы он изменил? Вот и думай вечно над этим вопросом.
Он не хотел думать. Уж после смерти-то можно отдохнуть от этого утомительного занятия?
Отдохнуть… У него для этого теперь — вечность. Хотя немного странно, что его не принял ни Ад, ни Рай. Может, здесь, в кромешной пустоте, он будет всего лишь дожидаться своего времени, когда кто-то высший решит его судьбу после смерти? Ему было все равно.
— Уррий! — Услышал он то ли голос, то ли мысль.
— Кто здесь?
— Когда-то я был отцом Гудром.
— Отец Гудр! Где мы?
— На грани мира. Ты теперь — как и все мы, частица Сил Космических.
Если бы Радхаур был жив, он бы удивился.
— Не ожидал увидеть тебя здесь так рано, — продолжил невидимый отец Гудр. — Обычно сюда попадают умудренные опытом старцы.
— Но почему я оказался здесь? Почему ни в Раю, ни в Аду?
— Потому что ты ни кому не поклонился. Ни Богу, ни дьяволу. Ни Алвисиду или кому-то еще. Поэтому ты здесь.
— А вы? — удивился Радхаур.
Он, оказывается, еще мог удивляться чему-то, счастливец.
— Вы же епископ, всю жизнь проповедовали слово Божие…
— Если бы ты знал, то есть еще узнаешь, сколько здесь епископов, архиепископов и пап римских, — ответил невидимый дух. — А также мулл, хэккеров и жрецов всех религий.
— И чем вы здесь занимаетесь, отец Гудр?