Графа со всеми возможными мерами предосторожности принесли в замок и уложили на спешно приготовленное ложе прямо в пиршественном зале. Нести по узким лестницам и коридорам умирающего, подвергая его излишним страданиям, было неразумно.
Граф лежал, сжимая в руке меч, от которого пал сегодня не один сакский рыцарь.
На груди умирающего горько рыдала графиня, седеющие уже волосы ее растрепались, но она даже не думала их поправлять. Господи, сколько раз, проклиная одинокую постель, она желала смерти мужу! Как она его порой ненавидела!
И все те чувства разлетелись в пыль пред искренним горем — она не знала, как будет жить без него. Одна утрата за другой — сперва два сына, а теперь муж!
Лучше бы Господь забрал ее никому не нужную жизнь!
Рядом с графиней были две дочери и невестка — тоже в слезах, графа любили, хотя и побаивались, все домочадцы. Даже младшую дочурку разбудили посреди ночи — вдруг умирающий захочет попрощаться с ней…
Справа от графа стоял на коленях Уррий и мрачно смотрел на отца — он никак не мог поверить, что отцу осталось жить какие-то минуты. Он не мог принять сердцем, что сильный умный мужчина, на которого Уррий всегда смотрел как на образец рыцарства, как на само воплощение жизни и физической мощи, скоро умрет. Что его отпоют в часовне замка и уложат в деревянный гроб, а гроб — в каменный склеп в длинном ряду других захоронений в фамильной усыпальнице в глубине огромной пещеры. Что завтра защищать замок и принимать решения придется уже ему, Уррию, а отца не будет рядом, чтоб хлопнуть по плечу и дать дельный совет…
И еще Уррий знал, что отец страдает сейчас не только от ран и боли, не только от беспомощности, но и от того, что не до конца выполнил клятву, данную королю Эдвину, хотя и умирает теперь от верности своему слову.
Не только, конечно, клятва заставила графа заслонить грудью воспитанника, но все же…
Умирал один из знатнейших рыцарей королевства. Прославленный воин. Хозяин замка.
Умирал от боевых ран.
И все бывшие в Рэдвэлле рыцари молча стояли вокруг.
Хотелось снять доспехи, залить чудотворным бальзамом саднящие свежие раны, утолить беснующийся голод, залить испаляющую жажду кубком доброго эля, смыть пот и кровь противника…
Но все стояли, молча склонив головы, отдавая последний долг герою, хотя ноги гудели от усталости. И будут стоять, даже если агония продлится до рассвета — в этот последний час его боевые товарищи должны быть рядом.
Сам верховный король стоял, преклонив колено, перед умирающим, рядом с его сыном. На лице Этварда явственно читалась неподдельная боль.
Лицо сэра Дэбоша посерело от усталости, глаза его были закрыты. Рядом с ним находился сэр Ансеис.
Уррий вдруг порывисто встал и подошел к могущественным рыцарям-магам. Хотел что-то сказать или попросить, посмотрел на них и не решился.
Медленно пошел обратно к смертному ложу отца, повернулся, снова посмотрел на магов, оказывающих ему покровительство.
Они чуть не спасли Лореллу своим волшебством — неужели они не спасут его отца?!
Ведь это несправедливо, что он умирает! Так не должно быть!!!
Но слова просьбы так и не сорвались с его губ. Он боялся, что уже просил магов слишком о многом и они ему откажут.
— Мы не в силах выполнить твое желание, сэр Уррий, — вдруг сам сказал сэр Ансеис. — И никто не может, даже Господь Бог, дьявол или кто иной. Сэр Отлак обречен, я не понимаю, как он до сих пор жив… Яд каурры убивает мгновенно…
Уррию безумно хотелось закричать «Почему? Почему нельзя спасти?!», но он лишь спросил:
— Вы знаете мои мысли?
— Мысли наследника Алвисида не может узнать никто, кроме самого Алвисида, — покачал головой Хамрай. — Но сейчас твои думы написаны на лице, чтобы догадаться о них не надо быть магом. Я сочувствую твоему горю, Уррий.
— Если вы все знаете, — сказал юноша, — и действительно не желаете смерти моего отца, то почему бы опять не попробовать повернуть вспять время? Как с Лореллой…
— Увы, Уррий, такое дважды за короткий срок не повторить… И тогда умер епископ Гудр, без его помощи, нам не справиться. К тому же, как ты уже наверное понял, это ни к чему не приведет. Как с Лореллой… Разве будет граф избегать опасности, даже зная точно, что погибнет?
— Вы правы, сэр Ансеис, — тихо выговорил Уррий и вернулся к ложу умирающего отца.
Взгляд Отлака прояснился, он приподнялся тяжело на локте.
Графиня подняла резко голову с груди графа и посмотрела на него, даже постаралась улыбнуться мужу ободряюще — сквозь слезы.
— Прости меня, — тихо сказал умирающий. — За все прости.
И, не глядя больше на жену, граф обвел взглядом стоящих на некотором расстоянии вокруг него рыцарей. Затем посмотрел на Эмриса, потом на Уррия.
«Эх, сынок, вот так вот все нескладно получается…»— говорил его взгляд.
Вслух же граф сказал:
— Замок и все, что у меня есть оставляю… — умирающий выдержал паузу, словно принимая окончательное решение, — сыну своему Уррию.
Произнеся эти важные слова, граф откинулся на подушки и закрыл глаза. Лицо его исказила предсмертная судорога.
Никто не видел, что верховный координатор покачнулся и, не открывая глаз, взялся за локоть Хамрая, словно прося у него помощи. Он действительно попросил помощи — на энергетическом уровне. Трудно, даже такому магу, как Фоор, очень трудно бороться с ядом каурры, отвоевывая у смерти дорогостоящие минуты.
А граф так и не вспоминает о фамильной реликвии с эмблемой Алвисида, что у него на пальце…
Какое-то время сэр Отлак лежал с закрытыми глазами, огонь агонии пожирал его изнутри — краска отливала от щек, кожа наливалась смертью.
Уррий быстро-быстро заморгал, чувствуя как на глаза набегает предательская слезинка.
Почему он сдерживает себя, почему не расплачется у тела умирающего отца, ведь это так естественно? В который раз за последние дни ему хочется расплакаться, и он вновь сдерживает себя.
Потому, что он — рыцарь.
Потому, что сегодня от его меча пали четверо сакских рыцарей, и он не считал даже сколько простых воинов и варлаков.
Потому, что он — наследник графа Маридунского… и наследник Алвисида, бога…
Сэр Отлак открыл глаза, с трудом поднял руку и непонимающим взглядом уставился на дрожащую от слабости кисть. Долго смотрел, потом на него словно нашло озарение.
— О-о, — простонал граф, — если бы раньше… Нет, ерунда…
Уррий испугался — не бредит ли отец?
Граф сказал:
— Сними перстень, Уррий. Я совсем забыл о нем. Он передается главе рода из поколения в поколение… от Алана Сидморта… Он всегда носил перстень при себе, лишь перед последним походом оставил сыну… Этот талисман оберегает от несчастий… Меня не уберег… Сегодня… Но мне грех жаловаться… столько славных битв…