— Если бы на Украину свалились с самолета пятьдесят миллионов грин-карт, — пошутил кто-то из соседей, — все бы скопом снялись с места и…
Дима вздрогнул.
— Я бы не поехала, — сказала молоденькая соседка с первого этажа. — У меня подруга три года с грин-картой живет. У нее в Штатах родители, брат, а она здесь живет. Не хочет.
— Да я бы и сам не поехал, — смутился Димин телезнакомый. — Это все так, шуточки…
Завистливая соседка с третьего этажа переменилась в лице, но ничего не сказала.
Бренькнул звонок. Пришел — совершенно не вовремя — новый хозяин квартиры. Новый хозяин жизни — шумный и бесцеремонный — привел с собой мастеров-строителей, и в квартире, и без того людной, сразу сделалось тесно, как в троллейбусе в час пик.
— Так. Полы… мда. Короче, все поменяем. Рассчитайте площадь… Вот эту стенку снести на фиг, здесь, короче, поставим ванну, в санузле должно быть просторно. Ну и обои… Подвесные потолки? А смету ты мне, короче, потом составишь…
Рабочие что-то отмечали в блокнотах, замеряли длину стен, долго и придирчиво рассматривали старенький, видавший виды сортир, стучали в перекрытия… У Димы потихоньку приливала кровь к лицу. Как будто он продал на базаре собственную мать — и теперь смотрит, как ее ощупывают чужие грязные руки.
Он всегда был чуть-чуть сентиментален. Непозволительно… Это уже не его квартира, не его дом. Это труп его дома, распотрошенный труп…
Ерунда! Это всего лишь стены. Не стоит выдумывать всякую чушь. Это стены, и не очень уютные. Будут и лучше, и комфортнее, надо только немножко потерпеть…
На дверном косяке в прихожей сохранились карандашные отметки — когда-то мама отмечала Димин рост. А потом он сам отмечал фломастером, как месяц за месяцем растет Женька…
— А я за последние месяцы пять сэмэ прибавил, — сказал незаметно подошедший сын.
— Да ты что, — сказал Дима.
— Идем пить чай! — позвала появившаяся из кухни Оля. И обеими руками обняла одновременно Диму и Женьку: — Мальчишки! Какие вы у меня оба классные!
Оля была чуть пьяна, и немудрено — сегодня ей не однажды приходилось пить за счастливый переезд. И еще — она была опьянена азартом, она пребывала в кураже.
Олина мать, сухощавая маленькая женщина, улыбалась, стоя в дверях кухни:
— Ну вот, это другое дело… Когда все вместе…
— Жить-то вы будете вместе? — спросил телевизионный молодой человек. — В одной, ну, квартире?
— Конечно! — радостно заявила Оля, и Дима подумал, что хоть эту новость следовало скрыть от соседки с третьего этажа — теперь она совсем позеленеет от зависти.
— Слава богу, — искренне обрадовался Олин отец.
— Все-таки есть на свете справедливость! — чуть патетично проговорила завуч Диминой школы, пианистка.
— Р-разрешите…
Небрежно отодвинув Диму, по узкому коридору прошли новый хозяин с рабочими. Вошли в Женькину комнату; Диме слышно было каждое слово.
— Так… Так. Ну и жлобские обои, это же надо было додуматься… Короче, развели тут срач…
У Димы подобрался живот. Он медленно двинулся по направлению к бывшей комнате сына; остановился на пороге.
— Столярку поменяем везде, — говорил новый хозяин, а рабочие строчили в блокнотах. — Да, короче, стеклопакеты… Что тут с окнами?
И новый хозяин одним движением оборвал с карниза старенькую штору с гномами — уже ветхую Женькину штору.
— Папа, — сказал за спиной Женька. — Мама звала чай пить…
Дима понял, что стоит, сжимая кулаки. Что ногти впились в ладони. Что кровь отхлынула от лица.
— Папа… Пошли!
В прихожей снова бренькнул звонок (двери на лестницу не закрывались, но каждый очередной гость считал своим долгом бренькнуть).
И сразу послышалось Олино радостное:
— А! Добрый день, добрый день! Заходите, не стесняйтесь… Дима, к тебе пришли!
— Я принесла ноты, — сказал тихий и неуверенный Оксанин голос. — Дмитрию Олеговичу…
Дима перевел дыхание.
— Да, да… Мы как раз послезавтра улетаем… Дима!
Он вышел в прихожую, позабыв о новом хозяине и о его строителях.
Вместо обычных джинсов и свитера на Оксане было летнее платье, длинное, совершенно преображающее фигуру; Дима не сразу понял, что изменилось в Оксанином лице, и только минуту спустя догадался — появилась косметика. Оксана подкрасила глаза и губы, макияж очень шёл ей.
— А вы прекрасно выглядите, — все так же радостно сообщила Оля.
— Спасибо… — смутилась Оксана.
— Дима, — Оля улыбалась широкой покровительственной улыбкой. — Предложи… э-э-э… Оксане вина?
— Нет, спасибо, я ненадолго… — Оксана еще больше смутилась. — Я… вот.
Это был сборник «Юный скрипач», который Дима давал ей давным-давно и про который совершенно забыл.
— Как кстати, — сказал Дима через силу; возможно, Оксанин приход действительно оказался кстати. — Давайте, я дам вам телефон преподавательницы, которая будет с вами заниматься…
Оксана замялась:
— Мне не хотелось бы отбирать ваше время…
— Что вы! Это одна минута!
— Я прощаюсь, — сказала Оля. — Всего хорошего, Оксана.
— До свидания…
Оля вышла; скажи ей кто-нибудь, что чуть больше месяца назад она способна была ревновать Диму к молодому участковому врачу — совершенно искренне приняла бы за шутку.
Дима записал номер телефона в Оксанин блокнот. В какую-то секунду ему захотелось дописать что-то вроде пожелания, прощального напутствия «самой преданной своей ученице» — но в последний, момент он удержался. Кто его знает, как это будет воспринято…
Оксана спрятала блокнот, даже не взглянув на запись. Дима был почти уверен, что она не позвонит преподавательнице; ему стало неловко.
— Спасибо. Я пойду? — спросила Оксана.
Дима заколебался. Вокруг ходили какие-то люди, переговаривались, ели бутерброды, курили прямо в комнатах… Входная дверь не закрывалась, из коридора тянуло сквозняком.
Он вдруг почувствовал себя чужим в собственной квартире. Настолько чужим, настолько лишним, что перехватило горло. Даже тогда, когда он ушел из дома, оставив здесь Олю и Женьку, чувство потери не было таким острым.
— Стоим, как на вокзале, — сказал он тихо.
Оксана кивнула.
Разговаривать было не о чем, но просто так сказать «До свидания» Дима почему-то не мог.
Он повертел в руках потрепанного «Юного скрипача»:
— Знаете что… Наверное, оставьте себе. Вам пригодится… А мне его тащить через океан…
— Спасибо, — сказала Оксана после паузы. — Может быть, дадите мне задание?