— И что ты при этом испытываешь? — спрашивал Войков, скабрезно усмехаясь. Но Денис на провокации не поддавался.
— Испытываю исследовательское вдохновение, — отвечал сухо. И больше ничего нельзя было от него добиться.
Тем временем Вадик запил. Это было внезапно и страшно и не имело видимого объяснения; Войков сам звонил его матери и вел с ней долгие переговоры. Отбивал Вадика у милиции; вылавливал в каких-то кабаках, запирал в подсобке, тряс за плечи: да ты что, парень?! Вадик молчал, болезненно морщился и бормотал еле слышно:
— Наука…
Денис провел несколько ночей, сидя у кровати вдребезги пьяного, потерявшего человеческий облик Вадика; потом они имели долгий разговор.
Потом Вадик вдруг просветлел. Очнулся, завязал, принес извинения Войкову и попросил разрешения попробовать метод на жирафе. Жираф Манюня привязался к Вадику, как брат: едва завидев его, шел к решетке, наклонял длинную шею, даже, кажется, улыбался мягкими черными губами. Результат не заставил себя ждать: вскоре перед клеткой Манюни толпились зеваки. Жираф ходил, кланялся, пританцовывал, звонил в подвешенный к потолку колокольчик; конечно, с успехом Султана это не могло сравниться, но Войков и тому был рад: главное, Вадик вернулся, выбросил дурь из головы, а успехи — не за горами.
Основания для оптимизма у Войкова были. Мировые фонды дергали удочки одну за другой, директор едва успевал подсекать. Город выделил зоопарку дополнительную площадь; качели-карусели Войков безжалостно снес, а на их месте заложил новые вольеры для купленных, выменянных, полученных в порядке гуманитарной помощи крокодилов, бегемотов, слонов, белых медведей, кенгуру… Вокруг стройки пестрели рекламные щиты. «Здесь будет „Империя зверей“» — вот что было на них написано.
Явились люди с крупного телеканала: город полнился слухами, пришло время снять документальный фильм. Две недели, пока шли съемки, Войков стоял за спиной оператора и следил, чтобы Денис и Вадик не попали в кадр; впрочем, молодые люди и сами не искали дешевой популярности. Та слава, что ждала их впереди, не нуждалась в размене на сиюминутную экранную мельтешню.
Одновременно с выходом документального фильма Войков выпустил блок рекламы на радио, в метро и на ученических тетрадках. Поток посетителей вырос почти вдвое; цены на входные билеты Войков демонстративно не менял: зоопарк — лицо города, и возможность заглянуть в это лицо должна быть доступна всем…
Строительство «Империи зверей» продвигалось не просто ударными — сбивающими с ног темпами, днем и ночью. Прошло несколько месяцев, и деревянные щиты, отгораживающие стройку от остального парка, сняли; под дощатым забором обнаружился другой — лепной, затейливый, со стилизованными воротцами и будкой контролера при входе.
Публика завозмущалась было — но билеты на право посетить «Империю» оказались вполне доступными по цене. Смирились, завосхищались: все-таки как здорово сделано! Внутри, среди крохотных озер и живописных водопадов, отделенных от зрительской тропы барьером и каменным рвом, розовым лесом стояли задумчивые фламинго. Слон со слонихой бродили, как величественные светло-серые танки: расходились в разные стороны, потом одновременно разворачивались и шли навстречу. Приветствовали друг друга; касались хоботами и расходились снова, и в этих повторяющихся проходках было что-то от древнего магического ритуала.
Слонов звали Рави и Шаши. С ними работал Денис. В темной воде мокли крокодилы, числом четыре. Время от времени кто-то из них вырывался, как торпеда, прямо перед собравшейся у барьера публикой — разбрызгивал воду, разевал пасть, заставляя зрителей сперва отшатнуться, а потом нервно захохотать; крокодил ходил взад-вперед, свирепо поедал кровавое мясо из кормушки, бил хвостом и снова нырял в озеро; через четверть часа то же самое проделывал другой крокодил, и, таким образом, каждая из рептилий имела почти час заслуженного отдыха, а толпа перед крокодильим озером не редела ни на минуту.
Крокодилов звали Ротбард, Одетта, Одилия и Яшка. С ними работал Вадик; Ротбард был его любимцем.
— Он чем-то похож на меня по характеру, — признавался Вадик на ночных «планерках» у шефа. — Такой, понимаете, глубокий эмоциональный контакт…
Для белых медведей было построено отдельное помещение с кондиционером. В чистый глубокий бассейн бросали лед и запускали рыбу; медведи ничего особенного не делали: спали, купались, ну, иногда боролись. Кенгуру прыгали по периметру обширного вольера; ни на медведей, ни на кенгуру у Дениса и Вадика пока не хватало сил, а на осторожное войковское предложение «нанять подмастерьев» оба ответили таким ледяным молчанием, что Войков никогда больше об этом не заговаривал.
Посыпались статьи, репортажи, интервью в городских газетах. Не было дня, чтобы перед воротами зоопарка не остановилась машина с эмблемой какой-нибудь телекомпании на дверях. Денис и Вадик интервью не давали: в эти дни они рывком приблизились к пониманию важнейшей тонкости в работе мозга и проводили дни и ночи в одном на двоих рабочем кабинете, где в помощь двум их ноутбукам установлена была мощнейшая машина, уместная не в зоопарке, но в центре управления космическими полетами.
Войкова беспокоила некоторая экзальтированность изобретателей (а оба они к тому времени числились заместителями Войкова по работе с животными и получали зарплату не ниже, чем у директора). Крокодилы, соскучившись, все чаще пропускали очередь «на выход»; слоны двигались будто нехотя, а то и вовсе стояли, вперив глаза в землю. Кенгуру валялись по всему вольеру, разбросав по земле безвольные хвосты.
Войков раздумывал долго и мучительно. Раздумывал целый день; на другое утро вызвал юную уборщицу, принятую на работу после конкурсного отбора, вручил ей калькулятор и поручил жизненно важное для зоопарка исследование: считать, сколько человек находится одновременно перед той или другой экспозицией.
— Каждые полчаса, — строго говорил Войков, — подсчитываешь, сколько публики стоит и смотрит. Складываешь. Делишь на количество замеров, и таким образом получаешь среднее арифметическое. Называешь его «рейтинг» и записываешь в тетрадку. Тетрадку — мне… В конце месяца получишь премию.
Уборщица преданно мигала коротенькими светлыми ресницами.
— Прошло то время, — сказал Войков наставительно, — когда популярность животного измерялась собранными медяками! У нас «Империя зверей» — не выставлять же, как раньше, копилки…
И через несколько дней поднял цену на билеты в «Империю».
* * *
Изобретатели узнали о рейтингах случайно. Сперва удивились занятию уборщицы, тайно — в бинокль из окна подсобки — ведущую подсчеты. Потом увидели «журнал рейтингов» — и поразились вдвойне. Оказывается, на крокодилов смотрели в два с половиной раза охотнее, чем на слонов!
— Крокодил вызывает содрогание, — самодовольно комментировал Вадик. — Страх, опасность привлекает сильнее, чем что-либо другое… А слон? Что он может? Надоевший символ, трейд-марка: «Три слона», «Белый слон», «Золотой слон»…
Денис молчал.