— Потихоньку. И верно, потихоньку. У Пита всегда так.
— Не понял, — обернулся я к нему. — Ты объяснись, что не в порядке.
— Ну вот чего темнить? — завелся Макс. — Скажи хоть раз правду: «я не знаю, что делать». Мы всё поймем. Поедем на море купаться и забудем про эти деньги.
— Не волнуйся ты так, — сказал ему Шериф. Но Макс продолжал:
— Нет, Пит, ты же понимаешь: мы не против с тобой ехать куда угодно. И сейчас не против. Мы сколько уже друг другу помогали, помнишь? Только давай решим: ты со своим отцом сам разбираешься, кто где кому чего оставил. Я уже устал, если честно. Я на море хочу.
— Макс, постой, — сказал Костик. — Ты зря так говоришь. Мы же договорились: мы идем вместе до конца. Мало ли что случится, что теперь, разбегаться?
— Просто пусть он скажет: все это была херня. Блеф. Отец со своими крышами запутался, должен и тем, и этим, да еще и Петьку втравил. И вот теперь мы на край света приехали — и п…дец. Опять одни загадки.
— Ты чего, Макс, совсем охренел, что ли? — разозлился я. — Зачем ему было это все устраивать, если ничего не было? Типа мы просто так сюда поехали? На экскурсию? С Маринкой познакомиться?
— Познакомился-то по ходу опять ты! — выпалил Макс.
Девчонки оглянулись на нас, а Шериф рассмеялся. Это было неожиданно.
— Пацаны, вы чисто как дети, — сказал он. — Хотите знать, чего я думаю?
— Ну? — спросил Костик.
— Вам надо отдохнуть друг от друга. Это помогает. Я вон тут припух на пару дней, уже знаете, как соскучился?
Эпизод42. — Правильно, — сказал Макс. — Отдохнуть надо.
Когда мы покинули Шерифа, было часов пять. Мы шли по улице к автобусу, и я потихоньку спросил у Машки:
— А чего ты тогда так рано от нас сбежала?
— Я же заранее с водилой договорилась, — ответила Машка.
— Это с толстым? С Федором?
— С Федором.
— Ну и как Федор? — не удержался я.
— А он тоже здесь, в больнице. Но я же не к нему пришла?
На это я даже не знал, что и сказать.
— Давайте поедем к нашим, — предложила Машка непосредственно вслед за этим. — Прямо сейчас, а?
— На море, что ли? — спросила Марина.
— Я покажу, где, — объявила Машка. — Туда лучше по объездной дороге ехать.
И мы двинулись по этой объездной дороге. Стоит ли говорить, что она пролегала мимо знакомой нефтебазы?
Макс даже не повернул головы, а я все-таки проводил глазами видневшиеся вдали черные цистерны и вышки с ржавыми громоотводами, пока они не скрылись вдали. А затем на горизонте показалось море.
Оно сияло на солнце так, что болели глаза. Прищурившись, я разглядел длинную каменистую косу, далеко врезавшуюся в водную гладь. Там, где коса кончалась, виднелся полосатый маяк, или бакен, ли как там он называется, — не слишком высокий и, скорее всего, заброшенный.
Море было пустынным и каким-то бесхозным: ни корабля, ни рыбацкой лодочки, ни самолета, на худой конец (я вспомнил, что не так давно где-то в здешних краях проходили военные учения, так вот одному истребителю не хватило высоты. Летчик катапультировался и долго потом носился по волнам, пока не подобрали).
— Странно, — произнес Макс. — У нас все только и мечтают: юг, море! А местным оно как будто на хрен не нужно.
— Достало оно их, — предположил я. — Воды много, а толку никакого.
— Хоть бы затопило всё на хрен.
— Чего вы? Море — это круто, — засмеялась Машка с заднего сиденья. — Скажи, Раиль, море — это круто?
— Никогда моря не видел, — откликнулся Шериф.
«И правда, — подумал я. — Шериф и в Питере-то нечасто бывал».
Дорога вывела нас на берег. Никакого пляжа тут не водилось, сырая прибрежная полоса была усыпана галькой и основательно загажена мазутом. Попадались и места посуше: их легко можно было отыскать по следам от давно потухших костров и по кучкам разноцветных консервных банок. Чуть поодаль берег становился обрывистым, обрывы поросли какими-то колючими кустами, в которых я с удивлением узнал акацию. Людей в округе не наблюдалось.
Проехав еще с километр вдоль моря, мы обнаружили, что шоссе уходит куда-то дальше, может быть, до самой границы. Нам было не слишком интересно наматывать лишние километры. Наконец Машка сказала:
— Это здесь. Здесь, рядом.
Макс нажал на тормоз. Улыбнулся, вылез из машины, распахнул для нас дверцу и объявил:
— Добро пожаловать на Майами-бич. Остерегайтесь акул и извращенцев!
Мы выбрались на воздух. Море едва уловимо пахло нефтью и еще какой-то гнилью. И все же это было великолепно. Подобравшись к самой воде, мы обнаружили, что здесь вполне можно купаться — особенно если пройти подальше по косе до песчаной отмели.
Впрочем, искупаться мы не успели.
— Пойдемте, — позвала Машка, подхватив свой рюкзачок. — Я вас с нашими ребятами познакомлю.
Мы углубились в заросли. По еле заметной тропинке шли минут десять. И выбрались на широкую поляну, окруженную высокими деревьями и зловредными колючими кустами. Заметить ее можно было, пожалуй, только со спутника.
На поляне дымил и чадил небольшой костер. У костра на корточках сидел довольно взрослый, бородатый мужик с длинными пегими волосами, перевязанными ленточкой. Он что-то жарил над огнем, какую-то длинную колбасу на палочке. С колбасы прямо на угли капал жир. Волосатый оглянулся на нас, узнал Машку, приветственно помахал свободной рукой.
Вокруг костра было расставлено с полдюжины палаток, некоторые — совсем старые, брезентовые, некоторые — поновее. Чуть подальше высилось три шалаша из кольев и веток, сложенных весьма искусно. Из одного шалаша выбралась тощая девица лет тридцати в джинсах и застиранной ковбойке на голое тело, с полиэтиленовым пакетом в руках. Она окинула нас насмешливым взглядом, достала из пакета какую-то снедь и уселась у костра.
— Мария, что-то ты долго, — произнесла она.
— Я друга встретила, — заявила Машка.
— Это которого друга? — строго спросила девица. — Или всех сразу?
Машка не соизволила ответить. Размахивая своим рюкзачком, подошла к крайней палатке. Заглянула внутрь.
— А чьи это тут вещи? — подозрительно спросила она.
— Это Шумный сегодня утром приехал, — нехотя объяснил мужик у костра. — Шумный из Нижнего, знаешь? С подругой.
— Я не поняла, Дэн, — возмутилась Машка. — Почему мое место всегда занимают? Что за дела?
— Всюду дедовщина, — довольно громко сказал Макс. — Даже у бомжей.
Девица в ковбойке сделала вид, что не слышит.
— Маша, ты меня прости, но ты когда приехала? — сказала она. — Ночью. А утром тебя уже нет. Что мы должны думать? Спальника у тебя нет, ничего нет. Приходишь, уходишь… Взяли и подвинули.