– Вот он… – прошептал Самуэль из-за спины Берта.
Возрожденный стоял на самом краю, лицом к пропасти, откуда тянулись далекие стоны; вытянув руки вперед, он пошевеливал пальцами. Меж длинных рогов жуткого шлема пробегали трескучие синие молнии. У Берта волосы зашевелились на голове, когда ему вдруг показалось, что от кончиков ногтей Возрожденного вниз, в пропасть, сползают незримые нити, оплетающие оставшихся в живых людей, и это чудовище движениями пальцев подтягивает нити вверх, заставляя мучиться обреченных. Это ощущение было настолько явственным, что Ловца пронзила мгновенная уверенность – под своим шлемом Возрожденный хищно улыбается. Он выиграл бой. Пусть половина его войска разбежалась в страхе – что с того? Он наберет себе новое. Большая часть Императорской гвардии уничтожена – кто спасет теперь Императора?
Марту он заметил не сразу. Одетая в простое белое платье, неподвижная и безмолвная, она сидела поодаль от страшной рогатой фигуры, опустив руки на колени. Ветер трепал рыжие волосы, волны, бегущие по поверхности Башни, поднимали и опускали Марту, будто корабль, лишенный управления. Глаза Марты были открыты, но Берт мог поклясться – она не видела ничего.
Бешеная ненависть разодрала грудь Ловца.
В несколько прыжков он достиг края крыши и с размаху вонзил меч в середину спины Возрожденного.
Рогатый дрогнул и развернулся – так резко, что рукоять меча вылетела из рук Берта. Секунду они стояли лицом к лицу: Ловец и Возрожденный, носивший некогда человеческое имя – Сет. В черных глазницах древнего черепа блеснули красные огни, и Берт непроизвольно отшатнулся. Он почувствовал, как мозг его обволакивает нечто холодное и скользкое – словно змея вползает в голову. И не стало сил отвести глаза – тогда Берт просто закрыл их. И отступил еще на шаг. Возрожденный передернул плечами, сведя лопатки так, будто хотел спугнуть усевшееся на спину кусачее насекомое. Меч, покинув его тело, полетел в пропасть, сверкая клинком.
– Самуэль… – прохрипел Ловец.
Ладонь его правой руки почувствовала твердые грани рукояти. Он прыгнул в сторону, взмахнув мечом Самуэля – Возрожденный только чуть повернул к нему громадную голову.
Берт бросился на врага. Не разум и не страх управляли им – лишь животная ярость к этому существу. Игнорируя колющие выпады, он рубил – чтобы за меньшее время успеть нанести как можно больше повреждений.
Возрожденный шатался под его ударами. Шатался, но не падал. Красные брызги вперемешку с кусками плоти и лоскутами черной одежды разлетались от него в разные стороны. Меч в очередной раз вскинулся над ним и с силой опустился на Кость Войны – прямо между изогнутых рогов. Металл взвизгнул по белой кости – и клинок распался надвое.
Берт упал на колени. Правая рука гудела, наполненная болью, словно тяжелый молот опустился на сжатую кисть, – пальцы онемели, и онемение поднималось все выше по кисти к локтевому сгибу. Боль толчками отдавала в мозг.
Берт попытался подняться и не смог.
Тогда Возрожденный засмеялся.
Этот смех расколол черно-красное небо. Молнией сверкнула извилистая трещина, оттуда, словно кровавые струи, хлынули лучи небывалого багрового света.
Не прекращая смеяться, Возрожденный поднял осколок меча и шагнул к Берту. Ловец с огромным трудом встал на одно колено, но, неудачно опершись на онемевшую руку, снова упал.
Возрожденный шел к нему. Пятна крови оставались на жирной лоснящейся шкуре Башни, но двигался Возрожденный так, словно нисколько не был ранен. Он занес острый стальной осколок над головой Ловца…
…И внезапно отшатнулся, выронив осколок, погрузив длинные пальцы в черные глазницы шлема-черепа. Смех его смолк, оборвавшись мычащим стоном. А из глазниц брызнули мутные слезы.
– Так вот! – истерически тонко выкрикнул Самуэль и отбросил прочь кожаную грушу, откуда только что выбрызнул остатки плача русалки. – Вставайте, хозяин! Вставайте скорее!
Возрожденный кричал, истекая слезами, топчась на месте… То хватаясь за шлем, то слепо шаря вокруг себя руками. Берт понял, что нельзя медлить ни единого мгновения. Он поднялся на ноги, шатаясь, прошел несколько шагов и упал, подмяв под себя долговязую фигуру.
Кость Войны глухо ударилась о поверхность Башни. Постанывая от боли и слабости, Берт свалился с Возрожденного, отчаянно размахивавшего руками, и ухватился за рога чудовищного шлема.
Возрожденный душераздирающе завизжал. Звук его голоса, словно обретший материальность, сотнями игл полоснул лицо Берта – и Ловец даже не удивился, когда почувствовал, как из ушных отверстий плеснули на щеки струйки крови. Крылатая Башня изогнулась, точно в судороге. Вскрикнул Самуэль, сбитый с ног и отброшенный на несколько шагов. Берт, ничего не слыша, кроме гулкого шума в собственной голове, уперся коленями в плечи Возрожденного и потянул Кость на себя.
Шлем чуть подался. Берт рванул с той силой, на которую только был способен. Потом рванул еще раз и снова – понимая, что давно вышел за пределы своих возможностей, – рвал и рвал проклятую Кость, не тратя ни сил, ни дыхания даже на то, чтобы хрипеть от натуги. До тех пор, пока сквозь ватный шум до его сознания не добрался дурнотно-хрустящий отзвук.
Ловец опрокинулся на спину, сжимая в руках Кость Войны. Из шлема, из его теплой укромной теми, капала на грудь кровь. Ее было совсем немного, этой крови, но запах от нее – тяжелый и гнилостный, почему-то оглушил Ловца.
То, что происходило дальше, он воспринимал, будто сквозь многометровую толщу бурлящей воды.
Вот он с помощью верного Самуэля поднимается на ноги. Вот делает шаг к Сету, который бессильно барахтается на краю свесившейся над пропастью Башни. Сет с тупым удивлением ощупывает окровавленную голову, хрипло мычит, когда касается лоскутов кожи, свисающих с висков. Сет даже не пытается сопротивляться, он вроде бы и не видит приближающихся врагов. Один удар – и Сет скрывается в гудящей черным ветром пустоте. И все. Все. Нет больше Возрожденного. Нет больше Сета. Так просто – один удар.
– Вот так… – хрипло повторяет зачем-то Самуэль.
Марта!
Марта… Берт стоит рядом с Мартой и смотрит ей в глаза. На дне ее глаз, в зеленой мерцающей глубине, золотыми рыбками трепыхаются робкие искорки разума.
– Альберт… – выговаривает наконец рыжеволосая.
И тогда Крылатая Башня, точно норовистый конь, снова изгибается в отчаянном судорожном рывке.
– Уходим! – кричит Самуэль – он первым из всех троих сумел встать. – Уходим скорее отсюда!
Вновь оказавшись внутри Башни, Берт, кажется, пришел в себя. Чего нельзя сказать о Марте. Она движется, словно во сне. Единственное, что она понимает, – это то, что рядом с ней он, Берт. Она цепко держит его за руку, сжимает его кисть так, что больно пальцам, сжимает его кисть, будто утопающий палку, спущенную с берега, – неудобно обхватывает за ладонь, а стискивает пальцы. Второй рукой Ловец прижимает к груди Кость. Так непросто идти, но, как невозможно выпустить Марту, так же невозможно и бросить Кость Войны. Сзади семенит Самуэль.