— Гладышев, на выход! — потребовал он.
— Опять на допрос к этому бездушному подполковнику, — проворчал я, поднимаясь с нар. — Как тридцать седьмой год у вас здесь, покоя арестованному не даете, на психику давите — то в камеру, то на допрос.
— Ладно, Гладышев, пошевеливайтесь, а то у меня других дел полно.
— Зэков, что ли, в камерах пытать, выбивая признательные показания? — беззлобно сказал я, выходя в коридор.
— Вам, Гладышев, язык не доставляет в жизни лишних хлопот? — поинтересовался полицейский.
— Бывает, — признался я со вздохом. — Частенько из-за него страдаю.
Младший сержант тем же путем, что привел меня сюда, вывел на первый этаж и вновь завел в кабинет к подполковнику Стрельцову.
Тот все так же сидел за столом, заваленным бумагами, и что-то писал. «Так геморрой можно заработать!» — подумал я, но свои мысли вслух не высказал, помня замечание младшего сержанта о моем дурацком языке. Спасибо сержанту, второй раз меня за сегодняшний день от необдуманных поступков при общении с подполковником уберег…
— Садитесь, Гладышев! — буркнул подполковник.
Я сел, где указали, со скромным видом, положив, как прилежный ученик, руки на колени, и терпеливо ждал, что скажет подполковник. Однако тот не торопился. В течение нескольких минут он с сосредоточенным видом что-то писал на листе бумаги, держа меня в напряжении, давил на психику, интригуя, — видимо, гад, готовил мне неприятный сюрприз. Но я ошибся в подполковнике, подозревая его в интриганстве. Он, как оказалось, заполнял на меня документы… Впрочем, все по порядку. Подполковник еще целую минуту корпел над составлением какого-то документа, затем взял лежавший на краю стола чистый бланк и, придвинув ко мне, сказал:
— Заполните и распишитесь, — сам же снова взялся за заполнение бумаг. — Это подписка о невыезде, — не поднимая головы, изрек подполковник.
Я не верил ни своим глазам, перед которыми лежал бланк подписки, ни ушам, ни тому, что говорил подполковник.
— Неужели меня отпускают?
— Пишите, пишите! — потребовал подполковник, бросив быстрый взгляд. — Пока не передумал.
М-да, оказывается, хороший человек этот подполковник Стрельцов. Не интригующую паузу выдерживал, чтобы огорошить меня обвинением в убийстве Вики Леоневской, а заполнял документы на освобождение. Я взял придвинутую ко мне Стрельцовым ручку и быстро стал заполнять пустые графы подписки о невыезде. Поставив подпись, подвинул бумагу к подполковнику. Поставил подпись еще под несколькими документами, а потом подполковник сказал:
— Все, Игорь Степанович, вы можете быть свободны! Когда потребуется, вас вызовут.
С трудом веря, я поднялся.
— До свидания, господин подполковник! Рад был познакомиться с честным и порядочным служителем закона.
Я развернулся и двинулся к выходу. Когда уже взялся за ручку двери, Стрельцов проговорил:
— И вот что, Гладышев: забудь о том заключении, что выдал Киселев. Там такие люди замешаны, что если будешь докапываться до истины, тебя в порошок сотрут и по ветру развеют. Это мой тебе дружеский совет!
Что у людей за привычка такая: как только сделают хорошее дело, так сразу фамильярничать начинают, на «ты» называть. Что ж, каков привет, таков ответ. Я тоже перешел на «ты».
— И я хочу дать тебе дружеский совет, подполковник: не раболепствуй перед сильными мира сего — в самый неподходящий момент предать могут. И еще: ты время от времени прохаживайся, не сиди на одном месте, тогда на старости лет на проктолога тратиться не придется. Бывай!
Прикрывая за собою дверь, успел заметить, как подполковник зло сузил глаза. Его недобрый взгляд не сулил мне ничего хорошего. Интересно, что значат слова Стрельцова: «в деле замешаны большие люди»? Какое отношение «большие люди» могут иметь к обычному фотографу? И что это за «большие люди»? Уж не те ли двое, что запечатлены фотографом на даче? И зачем Стрельцов мне это сказал? Дал подсказку, среди кого искать убийцу Аверьянова? Ребус какой-то!
Забрав у младшего сержанта свои вещи, я вышел из дверей ОВД. Чем пахнет свобода? Да чем угодно, хоть теми же самыми бомжами или клопами, лишь бы ты находился за пределами камеры. Сейчас же свобода пахла едва уловимым запахом бензина, остывающим к вечеру асфальтом, ароматами начинающейся осени… Я миновал КПП, шутливо отдав честь, дежурившему там полицейскому и вышел на улицу.
Здесь меня ждал очередной сюрприз. На площадке перед ОВД прогуливался, тяжело ступая больными ногами, завуч нашего ДЮСШа Иван Сергеевич Колесников. Бывший легкоатлет, чемпион страны, а ныне заслуженный пенсионер, он страдал болезнью спортсменов — варикозным расширением вен. Перетренировался когда-то Иван Сергеевич, и вот с годами его большие ноги с шарообразными коленями болят все больше и больше. Да еще работа у него сидячая — тренером он теперь не работает, тяжело ему, вот и проводит большую часть рабочего времени сидя в своем кабинете в кресле. Потому старик и разминал ноги всякий раз, когда появлялась возможность прогуляться.
Голова у Колесникова, как я уже говорил, круглая, похожая на заварочный чайник, стоящий на самоваре, а лицо, пардон, на бульдожью морду смахивает, такое же свирепое и с обвисшей кожей. Но завуч с виду такой злой, хотя и держит нас, тренеров, в ежовых рукавицах, но в то же время, если что, в обиду начальству не дает, всегда стоит за нас горой. Да и так в жизни, если что случится, помогает. И сейчас мне, ей-богу, было неудобно за то, что он из-за меня притащился к ОВД вроде как встречать освободившегося из заключения отморозка.
— Д-д-добрый в-вечер, Иван Сергеевич! — проговорил я, заикаясь. — Ка-ак вы нашли-то меня здесь?
— Здравствуй, Гладышев! — не очень приветливо отозвался Колесников. — Да вот уж нашел! Девица какая-то в спортшколу приехала, сказала, что тебя возле дома полицейские повязали. Телефон ты рабочий не успел ей дать, вот она и прикатила.
— Ну, спасибо и вам, и ей, — пробормотал я. — Только не стоило так беспокоиться, дядя Ваня! С больными ногами по городу таскаться. Меня так и так выпустили.
— Ага, выпустили! — потряс своей бульдожьей «мордой» Колесников. — Не просто так, Игорь, отпустили тебя. Если бы я целый день не мотался по твоим делам, ты до сих пор на нарах в камере сидел бы…
— Вот как? — удивленно произнес я. — Чем же это вы подсобили мне?
— Чем-чем, — передразнил завуч. — Ладно, нечего здесь, у здания полиции, торчать. Пойдем ко мне в машину, по дороге расскажу.
Озадаченный словами Колесникова, я двинулся следом за ним. Мы подошли к старенькому, видавшему виды «Фольксвагену» завуча, он открыл дверцу и, крякнув, втиснул свое большое тело на водительское сиденье. Я обошел автомобиль и сел рядом.
— Тебя куда, до дому подбросить? — усмехаясь, спросил завуч, заведя мотор. — Или к какой-нибудь девке?
— Да нет, Иван Сергеевич, — невесело улыбнулся я. — Мне после камеры не до девок. Хочется помыться и побрызгаться одеколоном. Я насквозь пропитался запахом бомжей и дешевым парфюмом проституток. Так что, если вас не затруднит, до дому, пожалуйста.