— Я думаю, нам не стоит пока говорить местным полицейским о том, что нам известны заказчики и исполнители покушения на жизнь членов моей семьи. Это не их уровень для решения подобных вопросов. Надо обращаться в вышестоящие инстанции. — С этими словами Вольский достал из кармана мобильный телефон и набрал номер. — Леонид Николаевич? — некоторое время спустя проговорил он в трубку. — Вольский беспокоит. Да-да, я понял, что вы меня узнали. Вам, наверное, еще неизвестно, но мой дом в Земляничной Поляне час назад был взорван. К счастью, семья не пострадала благодаря одному очень хорошему человеку, — Анатолий взглянул на меня и продолжил: — Да-да, мне точно известно со слов все того же человека, что данный террористический акт был организован моим конкурентом на пост мэра. И я бы очень хотел, чтобы вы помогли мне его разоблачить.
Анатолий помолчал, выслушивая собеседника на том конце беспроводной линии, потом ответил:
— Я знал, что вы мне поможете, потому к вам и обратился. А нужно, чтобы вы попросили полицейских пока не допрашивать нас и чтобы они не допустили нашей встречи с прессой. Пусть средства массовой информации распространят информацию, будто моя семья и я погибли в доме. Мне бы очень не хотелось, чтобы мой соперник до поры до времени знал о том, что я жив и успел подготовиться к удару, который собираюсь ему нанести. Сможете это сделать?
Выслушав ответ, Вольский сказал:
— И еще, Леонид Николаевич, я бы очень хотел, чтобы вы подъехали к одиннадцати часам в Дом культуры «Прогресс». Там должны состояться публичные дебаты между кандидатами в мэры, и ваше присутствие там было бы очень желательно… Спасибо, товарищ генерал, до встречи!
Вольский закончил разговор, отключил мобильник и сунул его в карман.
«Леонид Николаевич… Леонид Николаевич…», — вертелось у меня в голове, пока Вольский разговаривал по телефону и несколько раз назвал собеседника по имени. Я смутно понимал, что знаю человека, с которым говорил кандидат в мэры, а вот теперь, когда он назвал воинское звание «генерал», я догадался, кто был его собеседником.
— Вы, случайно, не с генералом Ермолаевым разговаривали? — спросил я.
Вольский удивленно приподнял брови.
— С ним. Вы знаете Леонида Николаевича?
— Заочно, — ответил я. — Это он помог мне вырваться из изолятора временного содержания, куда меня засадил подполковник Стрельцов.
— Да, Леонид Николаевич тоже из тех порядочных людей, которых становится в России все меньше и меньше, — почему-то мрачно промолвил Анатолий.
— Но, в общем-то, на них она и держится, — произнес я более оптимистично.
Вольский посмотрел на меня.
— Вы правы, — сказал он и спросил: — Вы, Игорь, поедете со мной на дебаты кандидатов в мэры? Как главный и основной свидетель деяний Ястребова вы мне будете просто необходимы.
Вольский замолчал в ожидании моего ответа. После стольких похвал от человека, который в скором времени может стать мэром нашего города, я не мог праздновать труса, отказываясь выступить свидетелем. Смело ответил:
— Конечно, поеду!
— Вот и отлично! — с чувством сказал Вольский и протянул мне руку. — Я в вас нисколько не сомневался, Игорь! А с Ястребовым, поверьте, мы разберемся, он ответит и за свои преступления, и за грязные политические игры, и возместит мне стоимость сгоревшего дома.
«Интересно, мне перепадет хоть что-нибудь?» — подумал я, пожимая в ответ руку Вольского.
Генерал Ермолаев сдержал свое слово — полицейские задали несколько вопросов для проформы, составили протоколы, которые мы подписали, и оставили нас в покое, сказав, что прессе, которую даже не пустили за выставленное оцепление, в интересах следствия было объявлено, что хозяев коттеджа Вольских пока не нашли, скорее всего они находятся в сгоревшем доме. Этого достаточно для того, чтобы охочие до жареных фактов журналисты разнесли по средствам массовой информации и Интернету «достоверные» факты.
В десять часов утра мы были готовы к выходу из дома. Вольский был одет в коричневые брюки, однотонную желтую рубашку, черные туфли — во все то, что удалось найти из его одежды в гостевом домике. Все старенькое, но погорельцу пойдет. Я тоже привел себя в порядок, почистил одежду, замазал кое-где тональным кремом ссадины на физиономии, надел очки, прикрывающие синяк… Супруга Анатолия, все еще видя во мне источник свалившейся на нее беды, довольно холодно попрощалась со мной, впрочем, как и с мужем — она наверняка теперь не одобряла политическую деятельность супруга, по-видимому, предпочитая посту мэра нынешнее стабильное положение мужа в обществе и бывшее до пожара благополучие.
Автомобиль Вольского «Лексус», стоявший в гараже, при взрыве не пострадал, однако ехать на нем сквозь толпу журналистов мы не решились. Потому попросили одного из полицейских подогнать к дому мой старенький «БМВ». Я сел за руль, Вольский с Катей — на заднее сиденье, и мы тронулись от пепелища, на котором уже работала следственная группа полицейских и пожарных. Группу журналистов, которую оттеснили полицейские, нам удалось объехать стороной, так что Вольский остался неузнанным.
Покинув Земляничную Поляну, мы двинулись к городу. На поездку ушло больше часа, поэтому подкатили к Дому культуры «Прогресс» в двенадцатом часу, когда дебаты уже начались. Это и к лучшему — можно было появиться внезапно и застать команду противников врасплох. На площадке перед Домом культуры было много полицейских, стояла машина телевидения, работали передвижные пункты питания, негромко играла музыка.
Я припарковал машину уже на излюбленном мною месте, и Вольский без всякой помпы, без привычной свиты, которой он успел обрасти за время кампании по выборам в мэры, в скромном окружении меня и Аверьяновой прошел и стал подниматься по ступенькам к входу в «Прогресс». На самом верху, на длинном крыльце, стоял подполковник Стрельцов, а рядом с ним — директор Дома культуры Георгий Семенович Лоскутов. Они кого-то встречали, но явно не нас, потому что по мере того как Вольский поднимался по ступенькам крыльца, лицо директора вытягивалось все больше и больше, глаза открывались все шире и шире и в них стоял некий мистический ужас. И даже подполковник Стрельцов — человек без эмоций, — изменив своим правилам ничему не удивляться, вытаращил свои невыразительные глаза. Вольский, широко улыбаясь, пожал руку сначала полицейскому, которого он, очевидно, знал и назвал по имени и отчеству, затем Лоскутову, которого тоже назвал по имени.
— Что-то не так? — спросил он.
— Ну-у… — пробормотал краснощекий директор Дома культуры, явно не зная, что сказать.
Подполковник был менее деликатным, чем Лоскутов, человеком — солдафон, одним словом, он напрямую выложил причину своего и стоящего рядом с ним директора ДК изумления.
— Анатолий Аркадьевич! — произнес он, вновь принимая свой обычный невозмутимый вид. — Прошел слух, будто вы вместе с семьей, — он чуть помедлил, подыскивая словечко помягче, — того… при пожаре в собственном доме сильно пострадали.