Тут вмешалась Барбара:
– Подождите. Что происходит, Хадия?
– Мы будем жить здесь с мамой Сальваторе, – ответила девочка.
– Понятно. А что дальше?
– Она покажет мне, как готовить пасту.
Барбара повернулась к Сальваторе:
– Спасибо. То есть я хотела сказать, grazie. Хоть это я могу произнести по-итальянски.
– Niente, – ответил он и прошел вперед, показывая на внутреннюю каменную лестницу, взбиравшуюся по стене здания, которое было и башней, и семейным гнездом одновременно.
– Что он говорит, детка? – спросила Хейверс.
– Он тоже здесь живет, – ответила девочка через плечо.
В соответствии с итальянскими традициями, прежде всего они должны были поесть. Барбара сразу хотела перейти к списку сотрудников «ДАРБА Италия», который Сальваторе захватил с собой, однако оказалось, он так же хочет есть, как и его мать хочет их накормить. Однако сначала итальянец позвонил кому-то по имени Оттавия. Барбара услышала, как он назвал «ДАРБА Италия», а затем несколько раз упомянул имя Антонио Бруно. Из этого Хейверс заключила, что questura начала какую-то проверку. Это еще больше усилило ее желание покинуть Торре Ло Бьянко, но она быстро поняла, что ничто не сможет оторвать Сальваторе и его маму от еды. Еда была достаточно простой: жареные красные и желтые перцы, несколько вариантов мяса, хлеб и оливки вместе с красным вином. За этим последовали итальянский кофе и печенье.
После этого мама Сальваторе стала расставлять на столе ингредиенты для приготовления домашней пасты, а Барбара и Сальваторе покинули башню. Выйдя наружу, сержант убедилась, что это действительно подлинная старинная башня. В городе были и другие, на которые она автоматически обращала внимание, хотя все они уже давно были переделаны в магазины и конторы, которые сильно изменили их изначальный внешний вид. Эта же сохранилась как идеальное квадратное сооружение, устремленное в небо, с какой-то растительностью на крыше. Сальваторе довел их до машины, и очень скоро они оказались у questura. Он припарковался и сказал: «Venga, Barbara». Барбара поздравила себя с тем, что начинает понимать язык, и пошла за ним.
Однако далеко им уйти не удалось. Митчелл Корсико подпирал стену прямо напротив questura, и выглядел он довольно угрожающе. Барбара увидела его в тот самый момент, когда он увидел ее. Журналист направился к ним. Она ускорила шаг, как будто хотела проскользнуть в здание до того, как он поравняется с ними, но Корсико не был настроен, чтобы его еще раз обдурили. Он отрезал ее от здания и этим же движением отрезал от здания и Сальваторе.
– Просто скажи, что, черт возьми, происходит? – злобно потребовал он. – Ты хоть понимаешь, сколько времени я уже жду тебя? И почему ты не отвечаешь на звонки? Я звонил тебе уже четыре раза.
Сальваторе переводил взгляд с нее на Митчелла Корсико и обратно, серьезным взглядом рассматривая стетсон журналиста, его ковбойскую рубашку, кожаный галстук, джинсы и сапоги. Казалось, он в недоумении, что было абсолютно понятно. Этот парень или готовился к карнавалу, или был переброшен машиной времени с американского Дикого Запада прямехонько в современную Италию. На лице Ло Бьянко появилась гримаса.
– Chi è, Barbara? [387] – спросил он.
На секунду Хейверс забыла об инспекторе, пытаясь ответить Корсико самым любезным тоном, на который была способна:
– Ты сейчас все пустишь прахом, если немедленно не уберешься.
– Не думаю, – ответил Митч. – Особенно насчет убраться. Не думаю, что я уберусь, тем более без своей истории.
– Я ее тебе уже дала. И фотография Хадии у тебя тоже есть.
Барбара быстро взглянула на Сальваторе. Первый раз за все время она благодарила Бога, что он почти не говорит по-английски. Никто бы не смог догадаться – судя по одежде Митча, – что тот журналист. И ей надо, чтобы никто об этом не узнал.
– К сожалению, ваши не пляшут, – продолжил Корсико. – Фото не произвело на Рода никакого впечатления. Он напечатает статью, но только потому, что нам повезло и вчера вечером ни одного политика не засекли в Лондоне на чем-то предосудительном.
– Но больше ничего нет. Я имею в виду, сейчас нет. А может и вообще никогда не быть, если мой коллега, – Барбара не решилась использовать имя Сальваторе, чтобы тот не понял, что речь идет и о нем, – узнает о том, кто ты и чем зарабатываешь на жизнь.
Митч схватил ее за руку.
– Ты что, смеешь мне угрожать? Я тут с тобой не в бирюльки играю.
– Ha bisogno d’aiuto, Barbara? – быстро спросил Сальваторе и крепко схватил Корсико за руку. – Chi è quest’uomo? Il suo amante? [388]
– Какого черта?.. – сказал Корсико, скривившись от неожиданно сильного захвата Сальваторе.
– Я не знаю, что он говорит, – сказала Барбара. – Но думаю, что он посадит тебя в участок, если ты не перестанешь хулиганить.
– А я ведь тебе помог, – сказал Корсико в отчаянии. – Я достал тебе этот чертов телефильм. Мне нужна от тебя только информация, и ничего больше, а ты меня постоянно кидаешь, и нет никакой возможности…
Сальваторе резко вывернул руку англичанина и заставил его выпустить руку Барбары. Затем он продолжил выкручивать пальцы Митчелла, пока тот не заорал: «Боже! Да останови же ты своего Спартака!» – отступил на шаг и стал массировать пальцы, уставившись на нее.
– Послушай, Митч, – тихо сказала она. – Все, что я знаю, это то, что мы были на фирме, где они выпускают лабораторное оборудование. Сальваторе говорил с управляющим директором не более пяти минут, и после этого нам выдали список работников этой компании. Сейчас этот список находится у него. Вот и вся моя информация.
– И что я могу из этого высосать?
– Боже… Я просто рассказываю тебе, что знаю. Когда будет история, ты узнаешь о ней первым, но сейчас ее просто нет. А теперь тебе надо уйти, а мне придется придумать какое-то правдоподобное объяснение тому, что произошло и кто ты такой. Потому что, поверь мне, как только мы, я и он, войдем в участок, он немедленно потребует переводчика и хорошенько расспросит меня; ну, а если он выяснит, кто ты есть на самом деле, нам конец. Нам обоим. Ты можешь себе представить, что тогда произойдет? Тогда уже не будет никакой статьи для первой страницы. И как, ты думаешь, твой Родни на это прореагирует?
Наконец Митчелл Корсико заколебался. Он посмотрел на Сальваторе, изучавшего его глазами, в которых ясно читалось недоверие. Барбара не знала, о чем сейчас думает итальянец, но, что бы он сейчас ни думал, на его лице была написана готовность выполнить то, чем она угрожала Корсико.