Часу в девятом вечера Стас неспешно поднялся на крыльцо теперь уже знакомого дома и, набрав на клавиатуре домофона номер квартиры Зинаиды Ивановны, нажал на кнопку вызова. Услышав голос пожилой женщины, он представился:
— Станислав Крячко, оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска. Я хотел бы побеседовать с вами о вашем квартиранте Дергачеве.
— Да вот, нет его… Сама не знаю, когда он собрался и уехал. А почему, отчего… Хорошо, заходите.
Поднимаясь, Стас продумывал ход предстоящей беседы, дабы не упустить каких-либо особо важных нюансов. У него такое уже случалось — допросив свидетеля и уже отпустив его, он вдруг вспоминал о том, что какие-то чрезвычайно важные обстоятельства, которые куда важнее прочего, в принципе, второстепенного, им были безнадежно забыты. И тогда ему приходилось выбирать между необходимостью повторного вызова свидетеля или суматошным бегом вдогонку и продолжением допроса прямо на улице.
Но, увы, все его заготовки обратились в пыль, едва он, подойдя к двери квартиры, нажал на кнопку звонка. В тот же миг сзади с грохотом распахнулась дверь квартиры «Шапокляк» и в долю секунды за спиной Крячко с воплем: «Стоять! Не двигаться! Стреляем без предупреждения!» — как чертики из табакерки, возникли две крупные фигуры.
Тыча его в спину чем-то твердым (Стас сразу же понял, что это пистолетные стволы), нападавшие схватили его за руки, намереваясь скрутить их за спиной. Но знали бы они, какой сюрприз уготовила им судьба в лице этого странного типа в потертой кожаной куртке!
— Леха, стреляй! Мочи их! — неожиданно заорал Крячко и в тот же миг, когда неизвестные невольно, всего на долю секунды отвлеклись и, ослабив за ним контроль, нервно оглянулись, молниеносно выбил из их рук пистолеты, а затем столь же стремительно отправил обоих в нокдаун.
Придя в себя, неизвестные поняли, что зря понадеялись на свое оружие и бицепсы, — на них, с леденящим безразличием к человеческой жизни, смотрел непроницаемо черный зрачок пистолета.
— Кто такие? Кто подослал? — Голос Стаса эхом раскатился по лестничной площадке.
— Ты, бандюга, убери свою пушку! — Часто моргая глазами и стараясь говорить со значением в голосе, белобрысый круглолицый парень с почти детскими веснушками на носу осторожно достал красную книжечку удостоверения. — Мы из милиции, из патрульно-постовой службы! Дом окружен омоновцами! Понял? Тебе лучше добровольно сдаться, а то…
— Ну, идиотизм! — Крячко сердито плюнул и сунул парням прямо под нос свои документы. — Вы что, из младшей группы детсада «Красная Шапочка»? Салаги! ОМОНом они меня пугать надумали… Слава богу, стрелять не начали, а то не знаю, что бы с вами было! Вас вообще кто сюда направил? А-а-а… Догадываюсь!..
Он кивнул на приоткрытую дверь квартиры «Шапокляк», из-за которой та временами робко выглядывала.
— Да вот именно, товарищ полковник, бабка эта позвонила дежурному и наплела, будто на ее соседку собираются напасть бандиты, — осторожно поднимаясь с пола, поведал пэпээсник. — Ну, вот мы и…
— …Решили осуществить задержание. — Стас иронично усмехнулся. — Ну, так кто тут виноват, что получилось, как получилось? Бабка вовсе ни при чем — она, в общем-то, поступила абсолютно правильно. Вы-то что ж так лопухнулись? Могли бы связаться со своим отделом МОБ, спросили бы здешнего участкового…
— Да мы созвонились, но там никто ничего не знал, участкового в отделе не оказалось — он где-то бегал по своим делам. Номера его мобильника тоже там никто не знает… — сконфуженно пояснил белобрысый, засовывая пистолет в кобуру.
— Ой, ребятки, вы уж меня простите, старую дуру! — Бабуська высунулась из-за двери до половины. — Ну, кто бы мог знать-то? Уж больно Зинаиду Иванну было жаль… Мы ж с ней — как родные! Может, чайком вас угостить, а?
— Ага, чайком, да еще с сухариками… — пошевелив рукой саднящую нижнюю челюсть, саркастически хмыкнул белобрысый, направляясь к лифту.
Стас снова нажал на кнопку звонка, но за дверью царила тишина. Вероятно, хозяйка, испугавшись происходящего, решила не открывать. Но тут на выручку Стасу поспешила «Шапокляк», которой, судя по всему, не терпелось загладить свою оплошность.
— Зина, Зинаида Иванна, открой, это я, Ксения Фоминична. Впусти человека, он всамделе из милиции. Правда, правда!
Щелкнул замок, и из-за приоткрывшейся двери выглянула седая женщина аристократичной наружности, напомнившая Стасу добрую волшебницу Виллину из виденного им когда-то очень-очень давно спектакля про волшебника Изумрудного города.
— Зинаида Иванна, да не бойтесь, он и вправду из милиции, — «Шапокляк», неловко вздыхая, направилась восвояси. — Уж и вы меня извините… Хоть вы и сами виноваты — нечего было туману напускать, Квашой называться…
Продолжая что-то бормотать, бабуська скрылась в своей квартире. Стас, наконец попав в квартиру и сев за стол в гостиной, начал припоминать заранее заготовленные вопросы. Но, как назло, ничего дельного припомнить не удавалось, и он спросил первое, что пришло на ум:
— Дергачев у вас давно поселился? И, кстати, как он к вам попал?
— Да поселился он не так давно — весной. В конце апреля. Он и попросился-то на квартиру ненадолго. Сказал, что месяца на три-четыре. А меня попросила его взять моя хорошая знакомая, мы с ней до выхода на пенсию работали в одной школе. Позвонила и говорит, что, дескать, надо бы приютить хорошего парня, которого она знает вроде бы и не очень, но человек, по всему видно, положительный. Мол, взяла бы к себе, да приехала в гости внучка — комната занята. Ну, я подумала и согласилась. Но он и вправду вел себя очень и очень прилично. От него никогда не пахло спиртным, он не водил сюда женщин, сам назначил квартплату и отдавал ее точно в срок…
— Хорошо. А откуда он сам, не интересовались?
— Как же! Обязательно. Он мне сразу показал свой паспорт, там прописка — город Липецк. И еще у него была временная регистрация в Москве на какой-то другой адрес. Тоже показал. Что еще? Говорил, что работал в Липецке школьным учителем — я его еще и из-за этого пустила пожить. Ну, как не выручить своего коллегу? Преподавал, говорит, физкультуру… Про родителей не знаю ничего, женат или нет — тоже не знаю.
— А о своей здешней работе он не рассказывал — где и кем работает, нравится ли работа?
— Нет, нет. У меня вообще нет привычки лезть к человеку в душу. Если бы он захотел, сам бы все рассказал, а раз молчит, то зачем зря приставать? А он что, натворил чего-нибудь, раз его милиция ищет?
— Он пока еще только подозреваемый, поэтому сказать, что он действительно что-то натворил, было бы… ну… неправильным. А в чем его подозревают?.. В общем, он разыскивается как злостный алиментщик. Кстати, ему при вас кто-нибудь звонил по телефону? О чем он разговаривал?
— Да, было несколько раз… Но он обычно говорить выходил на лоджию. Да я и не прислушивалась. Лишь раз до меня донеслось, как он кому-то, видимо, в ходе спора выкрикнул: «А ты сам попробуй провернуть этот вариант. Как мне заставить его бежать? Придумай, коль такой умный». Я так поняла, что кто-то из его спортсменов не хочет выходить на дистанцию.