Напарников вызвали на место предполагаемого самоубийства. Их вопрос, почему расследование этого дела требует участия двух детективов, остался без ответа. Теперь же у Элли возникло ощущение, что она видит перед собой главную причину.
— Мы уже здесь, миссис Уитмайр. Я понимаю, какую душевную боль вы сейчас испытываете, но вам нельзя тут находиться — тем более если ваша дочь действительно была убита. — Элли увидела офицера в униформе на спиральной лестнице и помахала ему рукой. — Этот джентльмен выведет вас из дома. Вы можете посидеть в одном из автомобилей или же он отвезет вас в полицейский участок, если вам там будет комфортнее. Нам нужно произвести предварительный осмотр, после чего мы побеседуем с вами более подробно.
Женщина хотела было возразить, но, очевидно передумав, кивнула в знак согласия.
— Идите и сами убедитесь. Я не могу смотреть на нее. Просто не могу. — Она пошла вниз по лестнице, и офицер неуклюже последовал за ней.
Шум, который услышала Элли, исходил из-за закрытой двери в конце коридора. Она открыла ее.
— Почему эта дверь закрыта, а меж тем постороннее лицо свободно перемещается по месту преступления?
— Потому что это не место преступления. А эта сумасшедшая баба сказала, чтобы мы не смели прикасаться к телу ее дочери, и хлопнула дверью.
Детективы увидели перед собой двух молодых санитаров «Скорой помощи». У одного была короткая стрижка, у второго — торчавшие в разные стороны прямые волосы, намазанные гелем. Парни бездеятельно стояли возле окна спальни, расположившись как можно дальше от белого мраморного пола ванной, к которому были прикованы их взгляды. С Элли говорил санитар с торчавшими в стороны волосами. По тому, как его коллега пожал плечами, Элли заключила, что тот тоже принимал участие в стычке с Кэтрин Уитмайр.
— Итак, некая богатая леди в дизайнерском жакете пришла в ярость по поводу того, что убили ее дочь, а вы, двое, стоите здесь и чешете друг другу яйца? Что тут происходит, черт возьми?
— Вы получили тот же самый вызов, что и мы. Шестнадцатилетняя девушка в ванной, разрезы на запястьях. Мы приехали. На пару минут раньше ваших двух парней. И то, что мы увидели, представляется вполне очевидным. — Санитар понизил голос. — Это, вне всякого сомнения, самоубийство. В ванне, справа от тела, лежит бритва. Несколько отметин пробных порезов на левом запястье и глубокий разрез через лучевую артерию. Девушка даже оставила записку, вон там, на кровати.
Элли увидела разлинованный листок желтой почтовой бумаги, аккуратно прислоненный к подушке, лежавшей на низкой кровати.
— А скажите-ка мне, почему вы называете горюющую мать этой девушки сумасшедшей бабой?
— Потому что она, по всей видимости, подслушала наш разговор и набросилась на нас, словно безумная. Я уже готов был спуститься вниз за каталкой. Мы все находились в ванной и производили первичный осмотр, и вдруг она с воплем кинулась ко мне и принялась отдирать мои руки от тела дочери. Она кричала, чтобы мы ничего не трогали, если не собираемся проводить расследование. Вы видели обстановку. Это явно не бедные люди. Вот поэтому мы и решили постоять здесь и — как вы говорите? почесать яйца? — пока не появится кто-нибудь из более высокооплачиваемых служащих. Когда мы услышали звонок в дверь, ваши парни сбежали, чтобы прикрыть свои задницы. Я буду стоять здесь и чесаться целый день, пока не получу указание от начальства. Мне больше делать нечего, кроме как драться с богатой сумасшедшей бабой. А как ты, Энди? Тебе нужна помощь или у тебя там все в порядке?
Второй санитар, не говоря ни слова, вновь пожал плечами.
Роган направился в ванную. Она была достаточно просторной, чтобы вместить их двоих плюс двух санитаров и еще нескольких футболистов в полном снаряжении, но за детективом последовала одна Элли. За спиной она услышала голос санитара с торчащими волосами:
— Если вам потребуется объяснение, откуда мне известно, что девушка страдала булимией, обращайтесь. Мы, конечно, не настолько проницательны, как вы, полицейские, депрессия часто сопровождается расстройствами, связанными с питанием.
Элли ткнула пальцем через плечо:
— Идите, ребята. Спасайте жизни. Мы дождемся врачей.
Стоявший в ванной Джей Джей повернулся к ней, уперев руки в бока:
— Слишком чувствителен для парня, основное занятие которого — помощь людям.
— Некоторые сказали бы то же самое про тебя, Роган.
— Надеюсь, ты не принимаешь всерьез его версию по поводу булимии? На мой взгляд, она такая же тощая, как и любая другая белая девчонка в наши дни.
Когда люди думают о женщине, принимающей ванну, их воображение рисует одну из модных рекламных сценок: густая пена, мириады пузырьков, пучок стянутых сзади волос, рука, натирающая нежную кожу люфой, глоток вина при свечах. В сцене смерти Джулии Уитмайр не было ничего подобного. Вино, правда, было — но лишь пустая бутылка, валявшаяся рядом с унитазом. Девушка была обнаженной, но пена, пузырьки, люфа и свечи отсутствовали. Прозрачная розовая вода, несколько темно-красных пятен на краю белой керамической ванны, кровь, вытекшая из левого запястья. Справа от тела лежала бритва.
Элли наклонилась и увидела два поверхностных пореза рядом с глубоким разрезом. Чтобы перерезать себе запястье, требуется немалая сила духа. Некоторые люди предпринимают попытки в течение нескольких лет, прежде чем им удается сделать это. Эта девушка нанесла себе всего лишь два пробных пореза.
Роган наблюдал ту же сцену и приходил к тем же выводам.
— Похоже, она держала бритву в правой руке и несколько раз провела по ее лезвию левым запястьем. Правая рука вместе с бритвой упала в воду. Левая рука не опустилась до конца вдоль туловища.
Левая ладонь Джулии прикрывала лобок, словно девушка пыталась сохранить целомудрие и после смерти.
Элли не требовалось объяснение санитара по поводу признаков расстройства, связанного с питанием.
— У нее дряблая кожа. Вероятно, это первое, что бросилось в глаза санитару.
— После смерти кожа всегда становится дряблой.
Хэтчер заглянула в приоткрытый рот покойной.
— Не только это. Смотри, как раздулось ее лицо, хотя в зоне глаз оно худое. И зубы у нее серые. Эта девушка определенно вызывала у себя тошноту.
Она вышла из ванной, подошла к кровати, наклонилась и прочитала написанную от руки записку, прислоненную к подушке. С первого взгляда было видно, что она далась ей нелегко. Многие слова были зачеркнуты.
Я знаю, что должна любить свою жизнь. Но иногда я ненавижу ее… Мне постоянно твердят, что мне повезло, но в действительности моя так называемая привилегированная жизнь причиняет мне боль… Мне больно думать о том, что я никогда не стану тем человеком, каким должна была бы стать. Мне больно ощущать одиночество каждую секунду, даже когда меня окружают люди.
Бедная маленькая богатая девочка.