Они полностью утратили контроль над ходом расследования.
Она залезла на заднее сиденье двухдверного «БМВ» Рогана, уступив переднее место Максу. Предложение напарника подвезти ее домой было частью повседневной рутины. Как и ее «спасибо, нет». Элли жила в пятнадцати минутах ходьбы от полицейского участка.
Но сегодня Хэтчер воспользовалась его любезностью. Она также приняла предложение Макса поехать к ней вместе. Они не виделись с момента драмы в здании суда. Непродолжительная поездка с Роганом отсрочивала беседу, которая, как ей было хорошо известно, ожидала их.
Диалог начался в тот момент, когда они вошли в кабину лифта.
— Я все думаю о нашем сегодняшнем разговоре, — сказал Макс.
— Только не сейчас, хорошо? Давай сначала посмотрим, дома ли Джесс.
Макс хотел, чтобы она провела ночь у него, но у нее кончилось чистое белье, которое она хранила в шкафу в его квартире.
В глубине души Элли надеялась увидеть брата сидящим на своем любимом диване и стряпающим ужин из содержимого коробок «Спешл К», «Эппл Джекс» и арахисового масла «Кэп’н Кранч», но, к ее разочарованию, квартира оказалась пуста. Она понимала, что они не могли больше игнорировать мину в своих отношениях, на которую случайно наткнулись. На сей раз эту тему затронула Элли, сняв с ног туфли и швырнув их в угол.
— Извини, если то, что я сказала сегодня, застало тебя врасплох. Я действительно считала, что по поводу детей мы думаем одинаково.
— Почему ты так считала, Элли? Мы никогда об этом не говорили.
— Но ты знаешь меня, наверное, лучше, чем кто-либо другой когда-либо знал. Ты знаешь мою жизнь, мою работу, мою натуру. Каким образом я смогу найти место в своей жизни для ребенка?
— Об этом должны позаботиться двое. Все зависит от конкретных людей.
— Если только они этого хотят. Я этого не хочу. Я никогда этого не хотела.
— Это безумие, Элли. Тебе всего тридцать. У тебя еще много времени…
— Дело не во времени. Чего-то недостает у меня в голове, понятно? Я вовсе не таю от умиления, когда чувствую запах младенца. Разговаривая с детьми, я не сюсюкаю с ними. Я не ненавижу их, но и не нуждаюсь в них. Я хорошо знаю себя и могу сказать, что не принадлежу к категории мамочек.
— Ты хорошо знаешь себя в настоящий момент, и это, среди миллиона прочих вещей, то, что мне в тебе нравится. Но ты меняешься со временем. И если мы будем вместе, возможно, жизнь станет другой и будет в большей степени благоприятствовать появлению детей.
— Нет, жизнь не станет другой. По крайней мере, моя жизнь.
— Не поверю, что ты никогда не хотела высказать это.
— Ты никогда не спрашивал. Что я должна была делать? Заявить на нашем первом свидании, что вход в мою матку строго запрещен?
— Это так похоже на тебя, Элли. Вместо того чтобы поговорить по душам, ты отделываешься остротами.
С этого момента все покатилось под откос.
После второго приступа рыданий в спальне на глаза ей попался дисплей цифрового будильника. Их разговор продолжался больше часа. Они не говорили больше о детях. Они даже не обсуждали больше, кто виноват в том, что не высказал раньше свои предпочтения по данному вопросу. Они ссорились по поводу ссоры, которая вспыхнула между ними из-за первоначальной ссоры.
Они оба страшно устали. Элли знала, чем это закончится. Наступит одна из тех ужасных ночей, когда они будут разговаривать до тех пор, пока постепенно не смолкнут их голоса. Ничто не изменится. Ничто не разрешится. А утром они поднимутся и будут весь день ходить невыспавшиеся.
Нужно было остановиться. Хотя бы на сегодняшний вечер.
— Макс, я больше так не могу.
— Это нечестно, Элли. Ты не можешь взять и уйти только из-за того, что у нас возникли разногласия.
— Я и не ухожу.
— Ты сказала, что больше так не можешь. И раньше говорила то же самое. Ты отталкиваешь меня, утверждая, будто не создана для отношений. Ты ставишь крест на собственном счастье.
Она взяла его руку обеими ладонями:
— Нет, это не так. Я просто больше не могу ссориться. Особенно сегодня. Я очень устала. Мне хочется спать. И мне хочется спать с тобой.
Взгляд Макса смягчился, но он еще не был готов к тому, чтобы закончить разговор.
— Я люблю тебя, Элли, но не знаю, как тебе помочь в такой ситуации. Ты причиняешь боль мне, но в еще большей степени — самой себе, вцепившись в этот карикатурный образ своей личности. Ты такая жесткая, все повидавшая. Ничем тебя не удивишь и не проймешь. Такая позиция чревата серьезными проблемами. Не нужно видеть все в черно-белом цвете.
Элли любила Макса, доверяла ему и знала, что в его словах по поводу ее склонности к слишком поспешным суждениям есть доля истины. Но в глубине души чувствовала, что он не прав. Ей казалось унизительным его предположение, будто она не знает про себя такую элементарную вещь, хочется ей стать матерью или нет. Черт возьми, она не хотела решать этот вопрос прямо сейчас. Однако она не хотела и потерять Макса из-за ребенка, к появлению которого в данный момент оба они не готовы. Может быть, однажды они придут к этому, но не сегодня.
Она встала на колени на полу перед кроватью между его коленей.
— Ненавижу, когда мы ссоримся, — сказала она, глядя на него снизу вверх. — Мне действительно очень жаль, что все так получается. Я очень скучала по тебе.
Макс наклонился, чтобы нежно поцеловать ее, но она жадно впилась в его губы. Они были порознь целых пять ночей, и знали, как найти умиротворение.
Потом Элли, обнаженная, лежала на спине и с наслаждением ощущала влажной кожей прохладный воздух. Макс повернулся на бок и убрал кончиками пальцев волосы с ее лица.
— Почти так же, как было тогда, — сказал он, целуя ее в плечо.
На следующий день после их первого свидания серийный убийца ударом ножа отрезал Элли часть волос и едва не убил ее, когда она вошла в его дом, чтобы предложить себя в заложницы вместо другой жертвы. Этот эпизод принес ей Полицейский Боевой Крест, но она знала, почему Макс упомянул сейчас об этом. Такая позиция чревата большими проблемами. Не нужно видеть все в черно-белом цвете.
Она повернулась на бок лицом к нему.
— Я действительно люблю тебя, Макс.
Он прикоснулся губами к ее губам.
— Мы решим этот вопрос. Пока мы вместе, все будет хорошо.
Элли улыбнулась и поцеловала его, затем закрыла глаза, пытаясь заснуть. Но, услышав его сопение, почувствовала, как по ее щеке катится слеза.
Она знала, что Макс был не таким, как другие. Он был единственным в своем роде. Но сейчас он стал очередным мужчиной, убедившим себя в том, что в награду за его терпение она со временем изменится.