Хотя чего это я разошлась? Кто сказал, что Денису попадется на глаза моя писанина? А кто сказал, что это вообще кто-то будет читать? Это ведь все исключительно для души. Выпустить пар. Как поорать из окна на верхнем этаже «Оверлука».
Все равно никто не услышит.
«Вот так у них и случилось. А потом горгоны сделали то, что и собирались, то есть обряд перехода. Анжелу превратили в горгону, не зная, что в это время она уже была беременной. Это случилось где-то за месяц или два до моего появления в лагере горгон. Процесс перехода занимает некоторое время, вот Анжела и шаталась сама не своя, еще не горгона, но уже и не человек, да еще и в положении. Когда в лагерь вломились бойцы Смайли, Денис бросился спасать Анжелу, потому что для лионеиского спецназа она ничем не отличалась от других горгон. Ему это удалось, хотя…»
Хотя если вспомнить, как Смайли тогда посмотрел на сидящего в пыли Дениса в обнимку с Анжелой…
Хотя если представить, каким было лицо начальника службы королевской безопасности, когда он узнал о беременности Анжелы…
Будущее Анжелы и ее ребенка после этого выглядело уже не так безоблачно.
Роберт Д. Смайли смотрел на этот мир под вполне определенным углом. Он считал, что ничто не происходит само по себе, что «случайность» – это миф, а синоним слова «причина» – «заговор». И когда Роберт Д. Смайли оценил, чем может стать для династии Андерсонов, Большого Совета и всех двенадцати Великих Старых рас появление такого незапланированного наследника лионеиского престола…
Он решил принять меры. И это было еще только полбеды.
– Включите свет, – сказал Смайли.
– Выключите немедленно! – закричала Настя.
Некоторое время они молчали. Потом Настя вытерла рот платком, сцепила дрожащие пальцы за спиной и спросила:
– И что… что это значит?
– Труп, – коротко сказал Смайли.
– Ага. Труп. И как это вы определили, что это женский труп, интересно мне знать?
– Женский? Почему женский? А, понятно. Вы не поняли, Анастасия, это не то тело, о котором мы разговаривали утром. Это не тело женщины, застреленной на французской границе, его еще не доставили.
– То есть это другой труп?
– Да.
– Второй за сегодняшний день.
– Да.
Настя покачала головой, обвела взглядом выложенный светлой плиткой подземный коридор с дверями по обеим сторонам и выдохнула:
– Отлично.
– Это ведь ирония?
– Да. Или нет. Или я уже не знаю и не понимаю… Ох.
– Что – «ох»?
– Мистер Смайли, – Настя морщилась от едкого запаха, стоявшего в камере, и, может быть, поэтому ее тянуло говорить едкие вещи. – Любая порядочная девушка верит, что день ее свадьбы будет лучшим днем ее жизни. Это как вершина карьеры, это как… Короче говоря, у меня только что отняли лучший день моей жизни. И это отвратительно. И этого я не прощу… Только я пока не знаю, кому я это не прощу.
– Вообще-то, Анастасия, свадьба у тебя была вчера, – напомнил Смайли. – Значит, самый счастливый день в твоей жизни тоже был вчера. А потом…
– Вы хотите сказать, что потом сразу же наступает худший день в жизни?
– Нет, потом жизнь просто продолжается.
– Как-то хреново она продолжается… Зачем вы меня позвали? Это ведь даже не труп, это просто куча…
– Ларссон, подойдите сюда, – попросил Смайли, и на его просьбу откликнулся облаченный в темно-синюю униформу гном с аккуратной рыжей бородкой.
– Натан Д. Ларссон, начальник смены, – представился он Насте.
– Какой такой смены?
– Смены по контролю за изоляцией на первом уровне Северного крыла, – гордо объявил Ларссон.
– Он тюремщик, – пояснил Смайли.
– Согласно Высочайше утвержденному реестру, – четко отрапортовал Ларссон, уставившись Насте в подбородок. – В блоке 214 содержался Артем Покровский, человек, поступил в июле прошлого года…
Смайли с интересом наблюдал за реакцией Насти. Та продолжала морщиться и прикрывать нос платком.
– Покровский? Артем? Тот самый?
– Тот самый, Анастасия. Что скажешь?
– Когда я видела его в последний раз, он выглядел немного иначе.
Видела в последний раз… Конечно же, я не думала, что это будет последний раз, и Покровский тоже не думал. Прошлой осенью Армандо устроил мне что-то вроде экскурсии по закоулкам и подземельям королевского дворца, и в том числе мы посетили с дружеским визитом подземную тюрьму в Северном крыле. Официально она называлась «изолятор», и у меня в этом изоляторе обнаружилось несколько знакомых.
Мы поболтали.
Он был одет в широкие желтые штаны и такую же куртку, которые мне показались совсем непохожими на тюремную одежду, скорее этот ансамбль напоминал уютную домашнюю пижаму, которой не хватало разве что нарисованных зайчиков или мишек. Впрочем, я плохо разбираюсь в тюремной, точнее, в изоляторной моде.
На время нашей беседы щиколотка Покровского была прикована тонкой цепью к ножке кровати; похоже, это больше смущало меня, чем его. Странно такое говорить, но Покровский производил впечатление довольного жизнью человека.
– Я помню время, когда все было иначе, – сказал он и ностальгически прищурил глаза. – Помню растерянную девочку с мокрыми волосами. Она сидела на кровати, завернувшись в халат, дрожала от холода и пила чай из большой чашки. Это была ты, Настя…
– А я помню одного усатого мужчину, который прикидывался майором, и это была самая маленькая ложь из тех, что он вбивал в голову растерянной девочке с мокрыми волосами, – ответила я, может быть, чуть жестче, чем следовало. – Спецслужба. Спецоперация. Ущерб национальной безопасности. А оказалась, что нет никакой спецслужбы, нет никакого майора Покровского, а есть лишь горстка лжецов и убийц.
– Как будто тебе никогда не приходилось лгать.
– Приходилось.
– Как будто тебе никогда не приходилось убивать.
– И это было.
– Тогда чем ты лучше нас? Тем, что твой парень – наследный Лионейский принц?
– Дело не в парне, – ответила я, сдерживая раздражение. – Парень тут совсем ни при чем. Дело в том, что я не продавала свою душу Леонарду. Не записывалась в команду к сумасшедшему, который возомнил о себе невесть что.
– Он думает, что он бог. Или может стать богом.
– Я же говорю – сумасшедший.
– Если бы ты видела то, что видел я…