Поскольку Елизавета Прекрасная, она же Спящая ведьма юга, она же Рыжая Соня, она же обладательница еще бог знает скольких разных имен и прозвищ, была весьма заметным и оригинальным божьим творением, она присутствовала в Лео-нардовых списках, а значит, рано или поздно должна была попасть ему в руки. При этом Леонард понимал, что Елизавета – дама весьма своеобразная, удержать ее на достаточный срок будет сложно, и уж совсем маловероятно, что она позволит себя препарировать и изучать свое строение. Поэтому Леонард применил особый подход, сделав Елизавету не подопытным кроликом, но союзником, используя высокомерно-потребительское отношение Елизаветы к роду человеческому, а также ее заветное желание извести Иннокентия. Краткосрочный роман с Покровским, который тогда служил у Леонарда, тоже пришелся к месту и ко времени.
Однако потом случилось неизбежное – Елизавете надоело. Где-то в начале прошлого лета она недовольно скривила ротик и сообщила Леонарду, что намерена покинуть его и гулять, как и раньше, – сама по себе. Леонард то ли не мог, то ли не хотел ее удерживать, а потому согласился. Елизавета получила щедрое выходное пособие, на которое и был куплен домик в горах. Другим прощальным подарком Леонарда стало средство для убийства Иннокентия. Что именно это было – оставалось только догадываться, но догадываться стоило и о кое-чем другом: о происхождении этого средства, этого лекарства от бессмертия. Иннокентий находился во власти Леонарда слишком короткий срок, чтобы его исследовали должным образом, а значит, смертоносное средство было получено иным путем, и таким иным путем могла быть только сама Елизавета.
Со своим обычным легкомыслием – а иначе говоря, с привычкой к бессмертию – Елизавета могла и не сообразить, что способ убить Иннокентия одновременно являлся и способом убить и ее саму. Она приняла дары Леонарда, исполнила свою давнюю мечту, то есть избавилась от Иннокентия, и отправилась в только что приобретенную горную резиденцию, надеясь на тихую спокойную жизнь. Она даже наняла прислугу и заплатила прислуге жалованье, что доказывает ее изначально вполне миролюбивые намерения. Зачем платить тому, кого ты собираешься выпить завтра или на следующей неделе? Получается, что питаться прислугой она не собиралась. Поначалу.
А потом пришла болезнь. Возможно, у нее были и другие проявления, но главным симптомом оказался неодолимый голод, вскоре лишивший Елизавету самоконтроля и чувства самосохранения. Она не могла отправиться за едой в большой город, потому что ей не хватало терпения и не хватало сил – она должна была убивать постоянно, питаться чаще в несколько раз, а хватало выпитых жизненных сил ненадолго. Неизвестно, кто первым пал жертвой ее голода – то ли слуги, то ли ближайшая деревенька, но вскоре живых не осталось ни в самом доме, ни поблизости.
Наверное, еще на ранней стадии болезни, еще не утратив ясности рассудка, Елизавета обратилась за помощью к Леонарду, и тот пообещал прислать доктора Бромберга с лекарством. Опять-таки неизвестно, успела ли Елизавета сообразить, что ее болезнь – дело рук того же Леонарда и того же Бромберга…
Зато известно наверняка, что когда лекарство посредством Филиппа Петровича все же было доставлено Елизавете, она уже и не помнила о нем и не видела в нем смысла. Ей нужна была только еда, все больше и больше.
– Мы нашли этот чемодан, – сказал Давид. – Она не притронулась к содержимому, и может быть, в этом был смысл…
– То есть?
– Я не уверен, что Леонард прислал ей лекарство.
– Он прислал ей смерть?
– Очень может быть. Не забывай про конечную цель Леонарда – уничтожить все живое, созданное не им. Елизавету он изучил, и теперь она подлежит уничтожению.
– Тогда почему он не убил ее сразу, быстро, еще когда она была у него под боком? Чего было тянуть резину?
– Анастасия, – усмехнулся Давид. – Из тебя никогда не получится уничтожитель миров. Нет в тебе грандиозности замысла, нет нужного размаха…
– Да, и крыша у меня никуда не уехала.
– Про крышу я бы с тобой поспорил, но вернемся к Леонарду. Пойми, кроме Елизаветы, у него еще миллион всяких дел. Я же говорю – у него есть список дел, которые нужно сделать, чтобы перевернуть мир вверх тормашками. Список дел на сегодня, на неделю, на месяц, на год.
– Откуда ты знаешь про списки?
– Он начал их оставлять еще пятьдесят лет назад. Мой дед видел наброски. Сначала он смеялся, а потом… Короче говоря, Елизавета – это только один из множества пунктов этого плана. Есть и другие.
– Например?
– Иннокентий. С помощью Елизаветы он уничтожил Иннокентия. Галочка в плане.
– Понятно. Почему он не убил ее после того, как она уничтожила Иннокентия?
– Потому что были и другие пункты плана.
– Не понимаю. Леонард сделал ее больной, она рехнулась от голода, бегала тут по горам и набрасывалась на все, что шевелится… Какие другие пункты плана она могла выполнить в таком состоянии?
– Люциус, – сказал Давид, и Настя схватилась за голову. – Что такое?
– Ты и вправду думаешь, что можешь мне объяснить то, что там случилось – с Люциусом и всеми остальными? Потому что я даже боюсь начинать думать об этом, у меня сразу трещит голова и… Лучше бы это был сон.
– Это был не сон.
– Черт.
– Это был пункт плана.
Настя махнула рукой, что означало – валяй, рассказывай, раз уж ты такой умный, а я вся такая разбитая и несчастная… Давид довольно ухмыльнулся – ему определенно нравилось объяснять устройство вещей и чувствовать себя всезнающим мудрецом, что было несложно на фоне пьяного Бернара, спящего Армандо и затеявших партию в кости солдат.
– Люциус – это важная фигура, – сказал Давид. – Он не просто божья тварь, он как бы гарант нынешнего миропорядка. Невозможно перевернуть мир вверх тормашками, не задев при этом Люциуса. Его нужно или привлечь на свою сторону, или уничтожить.
– Они общались, – напомнила Настя. – Люциус и Леонард.
– То есть они пытались договориться, – подхватил Давид. – Мы знаем, что Люциус, отрезанный от своего источника силы….
– От кого?
– От него, – Давид ткнул пальцем вверх. – Или от них. Которые там.
– Космонавты?
– Бери выше. Боги.
– Ты веришь в этих?..
– Дело не во мне, дело в Люциусе. Он верит, и похоже, что у него на то есть веские основания.
– Ладно. Дальше?
– Отрезанный от источника силы, Люциус постепенно слабел. То есть деградировал. Что ему очень не нравилось. Он боялся, что превратится в такое же ничтожество, как этот… Как его?
– Локстер.
– Вот именно. Наверное, поэтому Люциус и вступил в переговоры с Леонардом, он хотел понять, сможет ли Леонард вернуть ему прежнюю силу. Если бы Леонард пообещал ему это, Люциус помог бы ему в этой затее с новым будущим.