Это была одна из трех Горгон, которых Настя убила сегодня утром.
Точнее, в которых Настя стреляла сегодня утром.
«Они не умирают от пуль, – с запозданием вспомнила Настя рассказы Иннокентия. – Они умирают, когда им отрубают голову. Как можно такое забыть?! Тоже нашлась истребительница Горгон… Стоп, значит, Катерина и та, вторая, Динара, тоже не мертвы… Значит… Значит…»
Значит, пора уносить ноги, потому что никакой победы в этой битве ей не светит. Пусть Смайли сам разбирается с чудовищами, она честно попыталась и поняла, что это не ее, не Настино, дело. Так что…
Она разжала пальцы и выпустила меч. На мгновение ей показалось, что меч просто исчез, потому что по всем законам физики он должен был упасть к ногам Насти, но на полу его не было.
Потом Настя посмотрела на старейшую и увидела свой меч. Зов крови, так это называла Катерина. Вышло не совсем по книжке, но все-таки…
Отпущенный на волю, меч ринулся на запах крови, на аромат убийства, и ни от кого они не исходили сильнее, чем от старейшей сестры. За столетия эти ароматы и запахи пропитали каждую молекулу ее тела, а теперь древнее чудовище было еще и окроплено свежей кровью Зеленого.
Меч ударил в середину деформированного тела Горгоны, и змеи на ее голове в злобном испуге задергались, прянули вверх. Старейшая издала звук, похожий на треск надломившегося дерева, одновременно Горгона в белой накидке болезненно вскрикнула и опустилась на пол, словно ее выключили из электрической сети.
Настя попятилась в направлении стола, потом подумала и подхватила с пола выроненное Динарой ружье – снаружи могли поджидать неприятные сюрпризы. Взобравшись на стол, Настя последний раз посмотрела на старейшую – та скрипела и покачивалась, но даже и не думала умирать. Ее змеи пытались обернуться вокруг рукояти меча и вытащить его из тела хозяйки, однако меч упорствовал. Как отбойный молоток, сотрясаясь в экстатической дрожи, пробивает себе путь сквозь асфальт, так и меч, постепенно перемещаясь и расширяя рану в теле Горгоны, прорывался к заветной цели, которая была спрятана где-то внутри этого чудовищного тела и которая именовалась смертью.
20
Настя посмотрела вверх и поняла, что ненавидит это небо – бледно-голубое, раскрашенное кляксами облаков; абсолютно пустое небо без каких-либо намеков на вертолет. Без каких-либо надежд на спасение.
– Положи ружье, – мрачно сказал Покровский.
– Разбежался, – Настя держала майора на прицеле, и этого пока было достаточно, потому что Горгонам – их и в самом деле было около десятка – сейчас было не до нее. Они молча стояли вокруг дома без окон, внутри которого старейшая сражалась с врезавшимся в нее мечом, стояли неподвижно, оцепенело, словно наблюдая сквозь стены дома за происходящим. Безвольно повисшие руки, остекленелые глаза, неподвижно повисшие на плечах змеи – по-своему это было печальное зрелище. Настя успела заметить среди Горгон молодую девушку – выглядела она лет на шестнадцать, – чьи тонкие змейки было очень похожи на дреды, и вообще она больше выглядела именно девушкой, чем Горгоной: большие грустные глаза, растерянно приоткрытый рот, она как будто искала утешения, но не находила его.
Впрочем, у Насти сейчас были куда более актуальные занятия, чем утешение расстроенных Горгон.
– Положи ружье, – повторил Покровский. – Пожалуйста.
Настя отрицательно покачала головой.
– Максимум через полчаса, – сказала она, стараясь звучать уверенно, – здесь будут наши. Люди короля Утера. Я видела вертолет. Поэтому ты еще раз подумай, на чьей ты стороне.
– Скажи ей, – сказал Сахнович. Покровский одарил прозрачную тень тяжелым взглядом и повернулся к Насте:
– Я на своей собственной стороне. Просто эти козлы засунули в меня что-то, и, если я начну выпендриваться, это что-то убьет меня…
– В Лионее тебе помогут.
– Ты не поняла. В вашу Лионею еще нужно попасть, а убьют меня прямо здесь и сейчас. – Покровский вдруг заморгал, закусил губу, глубоко вздохнул и так посмотрел на Сахновича, что тот, наверное, был счастлив оказаться призраком, а не живым человеком, которому можно переломать кости или отплатить еще каким-то малоприятным способом.
Настя хотела напомнить майору, что вообще-то она тоже может убить его прямо здесь и прямо сейчас, вот из этого самого ружья. Если только оно заряжено. И если оно исправно. И если она попадет в Покровского.
«Если» оказалось слишком много, поэтому она ничего не сказала, продолжив с чертовски решительной физиономией целиться в Покровского, у которого в руках не было вообще ничего; однако этими самыми руками он мог свернуть Насте шею. У нее же был припасен целый арсенал – разнесчастное ружье, которое через секунду могло оказаться бесполезной железкой, плюс подвернутая при прыжке с крыши нога, плюс накопившаяся с утра усталость, смешавшаяся с безнадежностью и страхом и потому превратившаяся в медленный яд безразличия. Все в этот день шло не так, вот и вертолет в небе оказался галлюцинацией, а Горгоны были вполне натуральными, и лучше было не думать, что случится, когда они наконец выйдут из своего коллективного транса.
Покровский шагнул вперед, и Настя тут же отступила на шаг, вздернула ружье повыше, предупреждающе завопила (не так грозно, как хотелось бы, скорее даже испуганно):
– Куда, куда?! Стой на месте…
Покровский остановился, но по выражению его лица Настя поняла, что терпение майора кончается и он намерен предпринять какие-то решительные действия, а такие действия скорее всего закончатся для Насти очень плохо. Надо было либо стрелять, либо как-то отвлекать Покровского. В ружье Настя была совершенно не уверена, в своих способностях нести всякую чушь уверена поболее.
– Что ты тут вообще делаешь? Ты же не на Горгон работаешь, так?
– Ну, – мрачно согласился Покровский.
– Ну так и вали к своему хозяину… К Леонарду. Ты тут только время зря тратишь… Он и так на тебя злится, что ты в самоволку сбежал…
– Анастасия пытается заговорить тебе зубы, – пояснил Сахнович. – И у нее это получается очень хреново…
– С тобой я потом разберусь! – пообещала Настя, и Сахнович мерзко захихикал, как только и могут хихикать уверенные в своей безнаказанности призраки со стажем работы в органах внутренних дел.
– Это заказ Леонарда, – сказал Покровский.
– Где? – не поняла Настя. – Что за заказ?
– Оставить тебя у Горгон. Это его просьба.
– И зачем ему это?
– А мне без разницы. Он приказывает, я делаю. Он хозяин…
– Ты слуга.
– Ага. Так уж сложилось, – спокойно сказал Покровский. – Мне приказывают, я делаю. Брось ружье, Настя. Ты ведь не умеешь стрелять, ты всего лишь…
– Что?
– Ты всего лишь глупая девчонка, которая подвернулась под руку…