Впрочем, я не могла знать, куда меня это заведет. Другие могли знать, а я – нет.
Поэтому я еще раз посмотрела на огни Лионеи, вздохнула и…
– Армандо…
Он повернулся, посмотрел внимательными темными глазами. Милый, молчаливый, спокойный.
– …мне вроде бы стало получше, но…
Внимательные темные глаза.
– …принеси мне, пожалуйста, мою сумочку, там таблетки…
– Сумочку?
– Она или возле стола, где мы стояли с Амбер… Или на диванчике рядом с женским туалетом. Принеси, пожалуйста…
– Хорошо.
Даже затылок у него был милым, надежным, сильным. Настя выждала, пока Армандо удалится метров на двадцать, смешается с толпой и…
– Блин!!!
Давно она так не пугалась. В этом наверняка был какой-то знак – стоило отправить Армандо за сумочкой, и тут же тебя пугают до смерти; наверняка это должно было навести Настю на какие-то глубокомысленные выводы, только вот незадача – когда тебя пугают, ты просто путаешься и не делаешь никаких глубокомысленных выводов. Философские обобщение приходят позже, когда коленки перестают трястись.
– Я прошу прощения…
– Блин! – повторила Настя, и теперь в этом восклицании было меньше страха и больше раздражения из-за того, что происходят какие-то незапланированные происшествия. Нельзя сказать, что у нее был идеальный план в трех томах, где было предусмотрено все, кроме выскочившего как из-под земли красноглазого альбиноса в черном сюртуке, но тем не менее…
Посол Детей ночи склонил к Насте свое жутковатое лицо и прошептал:
– Не хотел вас пугать…
– Но у вас все равно получилось…
– И еще я не хотел говорить при всех, надеялся на минутку приватной беседы…
Настя кивала ему, как фарфоровый болванчик, а сама семенила в сторону лестницы. Вампир не ожидал такого невежливого поведения и, потеряв терпение, пожалуй, слишком быстро для дипломата, схватил Настю за руку.
И они оба замерли, удивленно разглядывая друг друга. Потом вампир разжал пальцы.
– Извините, – прошептал он. – Не знал, что вы так спешите. Не буду мешать…
Настя механически потерла руку, чтобы вернуть тепло коже в том месте, где ее коснулись холодные пальцы альбиноса.
– Да, – сказала она, приходя в себя после увиденных с опасно близкой дистанции бледно-желтых клыков вампира. – Не надо мне мешать.
И она побежала вниз по лестнице быстро, как только могла, не задерживаясь, не оглядываясь и не сожалея.
До конца лестницы оставалось еще ступеней десять, когда из длинного ряда припаркованных машин отделился лимузин, тот самый, на котором Настя приехала ко дворцу два часа назад. Машина остановилась, и водитель вылез было наружу, чтобы согласно Протоколу открыть дверцу, однако Насте было наплевать на Протокол, она махнула водителю рукой – «Go! Go!» – и сама забралась внутрь лимузина.
Когда водитель по интеркому осведомился насчет маршрута поездки, она коротко сказала:
– «Оверлук».
И уже про себя добавила: «Для начала».
13
Иннокентий оглядел ее и усмехнулся:
– Ты прямо Золушка, сбежавшая с бала за пять минут до полуночи.
– Вообще-то обе мои туфли при мне, – уточнила Настя. – Не для того я их покупала, чтобы разбрасывать потом на ступеньках, даже если это ступеньки королевского дворца. Я, знаешь ли, Золушка нового типа, я не хочу, чтобы меня нашли по этим следам. И вообще у меня такое подозрение, что это не моя карета превратится в тыкву, а королевский дворец превратится в какой-нибудь овощ. И я не хотела бы застрять в этом овоще…
Иннокентий почесал в затылке:
– Это ты пьяна? Или я пьян? Или мы оба пьяны? Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь…
– Напрягись. Вот тебе три простых слова: ты был прав.
– Я? Когда?
– Когда мы с тобой говорили про Андерсонов.
– Мы много чего про них говорили…
– Короче, они решили выдать тебя Давиду Гарджели.
– А-а, – протянул Иннокентий почти равнодушно.
– Что? Ты знал?
– Нет, не знал, но нетрудно было догадаться, что они выкинут такую штуку… На то они и Андерсоны, чтобы выдавать меня; на то он и я, чтобы быть выданным Андерсонами… – сказал Иннокентий. Он хмурился, но все равно оставался чересчур спокойным – для Насти. Она-то ждала взрыва эмоций и превращения Иннокентия в злобное создание, жаждущее разрушения и крови. Не потому, что Насте нравились злобные создания, разрушения и кровь, а потому, что она предполагала использовать преображенного Иннокентия в своих целях.
Однако было похоже, что вместо взрыва эмоций Иннокентий медленно погружался в депрессию. Насте этого было не нужно, депрессию она и сама могла себе устроить в любое время.
– И что, ты так и будешь стоять и ждать? – не выдержала она. На язык просилось язвительное «Ты мужчина или кто?», однако Иннокентий вполне мог ответить: «Или кто» – и погрузиться в глубокие раздумья о смысле своего существования. Настя пару раз видела его в подобном состоянии, и проку от Иннокентия в таком виде было крайне мало.
Так что язвительность пришлось придержать до лучших дней.
– Значит, будешь стоять и ждать, пока за тобой придут?
– Сначала постою, потом прилягу… – Иннокентий подошел к окну и ткнулся лбом в стекло.
– Еще сорок лет в подвале Гарджели, да?
Иннокентий обернулся:
– Тебе-то что? Ты пришла, чтобы мне посочувствовать? Я, знаешь ли, не заказывал сочувствия…
– Нет, я не для этого пришла. Я пришла, чтобы помочь тебе сбежать.
– Сбежать? Из отеля?
– Из Лионеи.
– Хм. И зачем это тебе?
– Давай я сначала помогу тебе сбежать, а уже потом буду объяснять свои мотивы, ладно? Мы теряем время!
– Это ты теряешь время, а у меня времени – хоть завались…
– Так ты не хочешь бежать?
– Сейчас как-то нет настроения. Может быть, завтра?
– Какое к черту завтра?!
– Или послезавтра. Или уже по дороге в резиденцию Гарджели… Будет еще миллион возможностей, поверь мне. Так что не волнуйся, возвращайся на свой бал… Или…
Он обернулся.
– Или что? – нетерпеливо спросила Настя.
– Или, может быть, вся эта суета не из-за меня?
– Э-э… Возможно.
– А из-за кого?
– Из-за меня.