Что странно – машина стала постепенно замедлять ход и съезжать вправо, на обочину. Когда такси остановилось, все стрелки приборов безжизненно замерли в крайней левой позиции. Машина умерла вместе со своим водителем.
Настя схватилась за переговорное устройство, из которого только что раздавался голос диспетчера, но оно молчало. Все вдруг стало очень тихим, и были лишь слышны мягкие шаги рыжей по гравию. Она шла к машине, и шла настолько уверенно, что Настя вдруг сообразила – машина остановилась, потому что так захотела рыжая. В этом не было логики, но… Это было именно так.
Настя выбралась из машины и повернулась к рыжей. Та едва заметно улыбнулась. Если бы эту улыбку классифицировал специалист, он бы назвал ее «враждебно-брезгливая». И Настя никак не могла понять, чем она заслужила такую гримасу на лице девушки, которую видит первый раз в жизни.
Рыжей было лет семнадцать-восемнадцать, то есть примерно столько же, сколько и Насте. Может быть, Настя была старше ее на год-полтора, но не больше. Рыжая была одета в потертые голубые джинсы, темную майку навыпуск и легкую куртку с бело-розовым рисунком. На ногах у нее были кеды, на шее – мобильник.
То есть таких, как эта рыжая, можно было встретить во множестве на лужайке перед университетом – особенно в сентябре, когда встречаешься с друзьями после каникул и ходишь посмотреть на новых преподов, а также в июне, когда жестокий мир напоминает о себе посредством сессии. Такие, как рыжая, обычно сидели на травке, болтали по телефонам, пили «колу» или пиво, курили, читали SMS-сообщения, целовались, жаловались на родителей, обсуждали парней, строили планы на выходные. Как правило, они не выходили на проселочную дорогу, чтобы каким-то непонятным способом вызывать у таксистов сердечный приступ.
Короче говоря, это было похоже на крупное недоразумение. И Настя хотела поскорее с ним разобраться. Пока от этого недоразумения у нее не остановилось сердце.
Настя не знала, с чего ей начать. Она просто шагнула вперед и подняла свою грязную ладонь как символ миролюбия. Подняла и помахала.
До рыжей оставалось метров шесть, и Настя напряженно ждала результата. Результат не заставил себя долго ждать – видимо, у рыжих была своя особая система знаков и помахивание грязной ладонью в этой системе означало нечто совсем немиролюбивое.
Рыжая сжала пальцы в кулаки и запрыгала на месте, словно разминаясь. Волосы воинственно парили в воздухе, а кулаки были явно нацелены на Настю. Энергичные движения согнутыми руками выдавали серьезную подготовку.
Подготовку к тому, чтобы вышибить из Насти дух.
Все это было очень странно, особенно когда рыжая после очередного прыжка выкрикнула:
– Ну что?! Думаешь, тебе это сойдет с рук?! Так ты думала, да?!
Расстояние между ними сократилось метров до двух, и Настя поняла, что с рук ей ничего не сойдет. Больше того – ей не сойдет с рук и то, что она сделала, и то, чего она не делала. Но это была слишком сложная и длинная мысль, чтобы пытаться объяснить ее рыжей в оставшиеся мгновения.
Тем более что рыжая, судя по всему, не была настроена на длинные объяснения. Она была настроена на хороший удар пяткой в челюсть.
А Настя просто ждала, когда на нее обрушится этот удар. Да, вот так. Внезапно много маленьких усталостей перерастают в одну большую смертельную усталость, и ты уже равнодушно наблюдаешь, как некто с рыжими волосами исполняет воинственный танец в паре шагов от тебя, как этот некто… Господи, это еще что такое?
Рыжая состроила абсолютно зверскую физиономию, после чего вдруг резким движением сдернула с шеи мобильник, зажала его в кулаке…
И тут цирк кончился.
Маска «порву-тебя-на-куски-дрянь» сползла с ее лица. Руки опустились вдоль бедер.
– Дьявол! – тихо сказала рыжая. – Быть того не может.
Вот на это у Насти был ответ. Вот тут она могла дать рыжей сто очков вперед. Детка, все может быть. Только доживи до моих лет, доживи до моих невыносимых девятнадцати, доживи до такого вот дня, когда вокруг тебя все рушится, будто ты бомба, и ты поймешь – все может быть. Абсолютно.
– Ну и ну, – продолжала изумляться рыжая, а потом вдруг с силой толкнула Настю в живот. Настя даже не поняла, когда случился толчок, она сразу ощутила полет спиной вперед и удар этой спины о «Волгу».
Настя сползла на землю, а из карманов куртки как из рога изобилия посыпались монеты. Ее испанские дублоны.
Рыжая заметила деньги, и лицо ее снова изменилось. Она присела на корточки рядом с Настей, подняла две монеты и стряхнула с них грязь.
– И все равно я не понимаю, – сказала она Насте, и та увидела, что у рыжей замечательно яркие голубые глаза. – Я не понимаю – как…
И, не дожидаясь от Насти ответа, она положила ей дублон на глаз. Потом на второй. Потом она слегка коснулась ее губ своими.
Это уже был перебор. Настя дернулась, монеты попадали с ее глаз, она оттолкнула рыжую и вскочила на ноги, чтобы бежать куда глаза глядят, прочь от этого безумия…
Но безумие цепко держало ее за ногу, и Настя, потеряв равновесие, неуклюже грохнулась наземь.
– Сядь, – тихо сказала рыжая и прижала Настю к борту машины. – Разве не видишь…
Настя обернулась. Большой черный лимузин ехал к ним со стороны города. Машина замедлила ход и остановилась точно напротив «Волги».
– Что это? – спросила Настя, и голос ее задрожал, за что Настя возненавидела себя еще больше. – Что это еще такое? Что такого я еще сделала и почему это никак не кончается?! Кто вы такие и почему…
Она снова попыталась встать на ноги, но рыжая дернула ее за ногу, и Настя осталась сидеть.
– Сиди тихо, – сказала рыжая. – Может, обойдется. Хотя вряд ли.
Она обхватила согнутые коленки руками и стала насвистывать что-то до боли знакомое, но в то же время неузнаваемое. Хлопнула дверца лимузина. Настя не знала, хорошо это или плохо, дрожать ей от страха или светиться от счастья. Хотелось чего-то простого и конкретного.
– Тебя как зовут? – спросила она рыжую.
– Соня, – спокойно ответила та.
– А там кто? – Настя показала в сторону лимузина.
– Там? О, там…
Шаги стали совсем близкими, а потом Настя увидела на земле длинную тень. Потом появился и обладатель этой тени – он выглянул из-за «Волги», увидел двух сидящих возле машины девушек и улыбнулся.
– Вот вы где, – сказал он весело. – Привет, девчонки.
Лицо, улыбка, голос – как три удара острейшим в мире ножом по страховочному тросу альпиниста.
Достаточно было бы и одного.
Тьма и хаос с торжествующими воплями врываются в сознание Насти. Она сползает на бок, ложится щекой на холодную землю, и последние дублоны выпадают из ее куртки.
Пока-пока, жестокий мир.
Наконец это случилось, и невыносимо длинный день 6 сентября для меня закончился. Впрочем, под конец было уже совсем неважно, какой сегодня день и какой сейчас месяц. Под конец я забыла не только это, я забыла, сколько минут ехать от кафе «Три сестры» до отметки «шестьдесят девятый километр». Я забыла, как звали Ключника, – а ведь у него было имя…