– Он готов, – открыв дверь, негромко сказала она. В это время прозвучал вызов радиотелефона.
– Господи! – Женщина средних лет снова набрала телефонный номер. – Возьми же трубку. Убили Ваську, – всхлипнула она. – Его на какой-то квартире мертвым нашли. Да возьми же трубку! – плача, воскликнула она. – Не умею я по сотовому звонить.
* * *
– Может, поедем ко мне? – прижимаясь в медленном танце к Зубову, игриво улыбнулась Татьяна.
– А муж твой? – усмехнулся он. – Ему, по-моему, это не очень понравится.
– Муж за границей. Он человек деловой. Из-за работы и жену забывает. Так как, поехали?
– Я думал, твой Карлуша тебя утешает. Или ошибся?
– А ты ревнивый. – Обхватив его шею руками, она потерлась своей щекой о его щеку. – Но Карлуша – охрана и водитель, как мужчина он меня не интересует. А ты мне понравился.
– Тогда чего ждем? – Чуть присев, Зубов подхватил взвизгнувшую от неожиданности Таню на руки. – Вперед и с песнями!
Она звонко рассмеялась:
– Ты просто прелесть! Люблю дерзких мужчин.
– А я думал, я один такой, – усмехнулся он. – Оказывается, ты коллекцию набираешь. Меня не ждите до утра, – выходя, бросил Зубов. Нина проводила их раздраженно-ревнивым взглядом. Алексей, наоборот, облегченно вздохнул. Едва щелкнув замком, дверь захлопнулась. Она взяла бутылку коньяка и посмотрела на Алексея.
– Отличный коньячок. Давай еще выпьем. Больше нас сдерживать некому.
– Немного можно, – кивнул тот. – А перебор не нужен. Я вот почти три дня не пил и почувствовал себя легче.
– Ты посвежел, – наливая в рюмки коньяк, кивнула она. – И даже как бы помолодел.
– Ты тоже, – сказал он. – Знаешь, Нин, может, давай действительно куда-нибудь в деревню рванем? Купим домик. Будем поросят выращивать. Корову заведем. Можно какого-нибудь пацаненка из детдома взять. Как ты на это смотришь?
– Ты забыл, – выпив залпом, вздохнула она, – что документы у нас не такие, как у всех. Надо выписываться…
– Так попробовать можно. – Поехали ко мне в деревню. А хочешь – в твою область. Если дом найдем, решим, как быть. Съездим, чтобы все оформить по закону. Давай, а? Я с Пашкой так, намеком, поговорил, он сказал, что запросто может дать тысяч пять-шесть. Только, говорит, если действительно на дом. Вот он с делами разберется, и разъедемся. Как ты?
Нина внимательно посмотрела на него.
– Знаешь, – вздохнула она, – а тюрьма тебя совсем не испортила. Я знаю тех, кто сидел. Они все какие-то злые, дерганые. Чуть что – и убить готовы. А ты…
– Я когда вышел, таким был. А потом, когда уже бичевал, меня раз под молотки какие-то заершенные пустили. Я им нагрубил что-то. И тогда я понял, что сейчас я просто бич, бродяга и не имею права голоса. И как-то смирился с этим. Ты заметила, что среди бродяжни нет дерзких или заблатненных. Они понимают: если опустился на этот уровень, сопи в две дырочки и помалкивай. Так как насчет деревни?
– Во-первых, даст нам Пашка денег или нет, это еще вопрос. Во-вторых, нужно подождать, чем все это кончится. Он куда-то ходит. Понятно, что не детишек своих навещать. В общем, посмотрим. Я знаю одно: к той жизни, из которой нас выдернул Пашка, я больше не вернусь. И я за это ему знаешь как благодарна. Порой даже не верится, что все это кончилось. Иногда проснусь, ты рядом. И меня страх берет. Сейчас зайдет в комнату Пашка и скажет: все, ребята, хорош, выметайтесь. Я его в такие минуты убить готова.
– Когда-то так и будет, – сказал он. – Вот почему я и просил у него денег.
– Да кто же тебе такие деньги за просто так даст? – грустно улыбнулась она.
– Я сказал, что сделаю все, что ему понадобится, – признался Алексей.
– Ты что, – воскликнула Нина, – сдурел? Он может сказать, чтоб ты убил кого-нибудь! И ты…
– Убью, – не поднимая головы, буркнул он. – Пусть потом и бояться буду, что найдут или еще что, но убью. Я вдруг жить по-людски захотел. – Он посмотрел ей в глаза. – Ты же сама недавно говорила, что сделаешь все, что угодно, если…
– Да это слова! – воскликнула она. – И что я могу? Да и ты! Что ты можешь? Ты представляешь, как это человека убить? Кто это делать может, тот по помойкам бутылки не собирает. И не спит…
– Я после тюрьмы, когда вышел, – снова не дал ей сказать Алексей, – на все готов был. А вишь, как судьба повернулась – вкусил нормальной жизни. И такое у меня чувство, будто преступление совершаю. Ведь все это не мы заработали. Нас бандит использует. И решил я: мало мне этого, потому что все кончится, когда он пропадет. На что-то крупное, там на налет на банк или ограбление магазина какого-нибудь, я не гожусь, потому как смелости не хватит. А помочь ему в чем-то другом смогу. И убить смогу. Вот ты сказала, что вспоминаешь и боишься. А вдруг все это кончится, и ты тогда тоже его убить готова будешь. А я знаю, что все это кончится. Поэтому и хочу использовать шанс, который нам Бог или черт подарил. Люблю я тебя, Нинка, – опустив голову, прошептал он.
Широко раскрыв глаза, она молча смотрела на него.
– Мне тридцать пять будет через месяц, – не поднимая глаз, пробормотал он. – И я хочу с тобой все праздники встречать. В своем доме. И какого-нибудь ребенка. – Алексей вздохнул. – Люблю я тебя, – повторил он.
– А чего же ты раньше мне так не говорил? – чуть слышно спросила она.
– Где? – Вскинув голову, он взглянул на нее. – В нашей гостинице под танцплощадкой? Или на чердаке недостроенного дома? Что же это за любовь такая? А вот сейчас, когда шанс вроде как имеется, говорю: люблю я тебя.
– Ну ты даешь. А мне порой знаешь как обидно было? Лежу, замерзаю, ты рядом вроде согреть меня пытаешься. В спину мне горячо дышишь. Что же ты молчишь, думаю. Сказал бы, что я самая красивая и любишь ты меня до умопомрачения. Так черта с два. Что же ты…
– Я уже сказал: это не любовь, когда мужик ничего сделать не может. Помнишь, когда я матрац утащил у каких-то новоселов? – Он улыбнулся. – Вот тогда, когда мы на нем спать легли. Там подушка и даже простыня были. Чуть было не ляпнул.
– Лешка, – обняв его, прошептала Нина. – Знаешь какая я сейчас счастливая? Оказывается, для этого надо совсем немного. А поехать с тобой… – Отстранившись, она улыбнулась. – Я куда хочешь поеду. Ты мужик, ты и решай.
«Вот это берлога, – зайдя в туалет, думал Зубов. – Я не ожидал увидеть такое. А она, шалашовка, хату сдает. Интересно, сколько у нее таких хат? Сдает и со всеми удобствами, – вспомнил он удивившую его в снятой квартире обстановку, телевизор и магнитофон. – Что обворуют, не боится. Вот сучка! – Он покрутил головой. – Когда я здесь разборы наведу, я с тебя, шкура, получу за обманутый народ. Любка говорила, что живет подруга средне, поэтому и квартиру сдает. А за границу уехала благодаря матери. Ну ты и стерва, Татьяна свет Николаевна!»
– Милый, – услышал он, – ты скоро? А то постель остынет.