Ворота замка гостеприимно распахнулись перед саксами, как только дозорные на башнях убедились, что перед ними именно саксы. Едва лишь нога Эльфреда ступила на внутренний дворик Мертона, ему тут же до головокружения захотелось прилечь. Желание было таким неодолимым, что принц с трудом заставил себя устоять на ногах, иначе улегся бы прямо на грязный, истоптанный и загаженный навозом снег. Сознание мутилось, и графу Суррея пришлось дважды повторить свое приветствие, прежде чем новый гость сумел сообразить, что надо бы кивнуть в ответ.
Граф был еще сравнительно молод, он воевал всю свою жизнь, в первый поход отправился в одиннадцать лет, и потому смотрел на Эльфреда с пониманием. Он предложил было руку, чтоб опереться, но принц отказался, и граф не стал настаивать. Хозяин Мертона заверил, что для младшего брата короля и его людей уже готова зала, где они смогут передохнуть, а на поварне вовсю раздувают очаг. Эльфред с надеждой посмотрел на гостеприимного хозяина. Если можно перевалить свои обязанности на другого, что же тогда может мешать ему?
Граф был готов позаботиться обо всех своих гостях, и принц с облегчением вздохнул.
— Я с радостью воспользуюсь твоим предложением, — сказал он и провел ладонью по лбу. — Говоря по чести, я уже и не соображаю, что происходит. Надо хоть немного вздремнуть. Я не спал больше суток.
— Конечно. Ты устал. Мой человек отведет тебя… Гер, устрой все.
— Да, мой господин.
— Может, Эльфред, ты предпочтешь сперва показаться лекарю?
— Я не ранен.
— У тебя одежда в крови. Ты мог пропустить какую-нибудь маленькую рану, а даже царапина способна воспалиться.
— Плевать, — с трудом пробормотал принц.
Граф, заметив, что у гостя буквально закрываются воспаленные глаза, хмыкнул и сделал знак слуге. Тот, носивший странное кельтское имя «Копье», которое в его семье, должно быть, передавалось от деда к внуку долгие столетия, торопливо подставил Эльфреду плечо и потащил своего подопечного в залу. Там он дал ему упасть на большую охапку соломы, покрытую плотной рогожей, рядом с пылающим очагом. Эльфред отключился, еще не коснувшись головой ложа, и слуге графа пришлось самому стаскивать с него сапоги и расстегивать фибулу, скалывающую на плече мокрый плащ.
Зала быстро наполнялась саксами из отряда уэссекского принца. Все они устали настолько, что не желали ни еды, ни питья — только сна. Всех женщин, что были в замке, только теперь поставили к котлам и печам для приготовления хлеба и лепешек. К пробуждению измученных солдат еда как раз должна была поспеть. А пока в замке стало очень шумно и хлопотно. Не один отряд Эльфреда нашел здесь приют. Мертон еще не знал такого нашествия, и граф лишь радовался, что благоразумно запас большое количество самого лучшего продовольствия.
Эльфред проснулся к вечеру. Остальные его люди в большинстве проснулись намного раньше, набили животы кашей с салом и мясом и снова повалились отдыхать. Солдат после боя и тяжелого марша имеет право на отдых и сытную еду, вот что знал любой сакс, выступивший под знаменами короля.
Младший брат Этельреда поел лишь тогда, когда счел нужным наконец пробудиться, и почти сразу увидел рядом Гера, который передал принцу, что его желает видеть король.
— Я хотел бы доесть, — сказал Эльфред.
— Король велел явиться немедленно.
— Подождет, — зло ответил уставший и толком не выспавшийся принц. — Что я, на миску каши не имею права?! Кстати, где мои сапоги?
— Они пришли в совершенную негодность, мой господин. Вот, граф велел принести новые. А вот и обмотки. Новые, холщовые.
— Ну, и хорошо. Хоть сухие, — ответил принц, только теперь заметив, что одежда на нем влажна. — Где мой плащ?
— Вот он. Уже просох.
Эльфред торопливо доел кашу и встал.
— Ох, — он повел плечами. — Все тело затекло, не слушается. Похоже, слишком устал. Помоги.
Слуга накинул на плечи принца плащ и ловко заколол фибулу.
— Идемте, — сказал он.
Гер привел почетного гостя своего господина в опочивальню графа — она временно была превращена в покои правителя Уэссекса. Младший брат короля ждал упреков и претензий, но Этельред даже не стал говорить со своим ближайшим родичем. Он едва скользнул по нему взглядом — Эльфред заметил, как холоден и непроницаем его взгляд — и приказал:
— Завтра же утром возьмешь десяток людей — и марш в Уилтон, к жене.
Сказано это было в присутствии эрлов, графа Суррея и многих его приближенных. Принц понял, что брат слишком раздражен, чтоб думать, и по изумленным, полным недоумения взглядам уэссекской знати понял, что если король и нанес подобной выходкой урон чьей-либо чести, то только своей. Бешеный от ярости и унижения, Этельред действительно плохо понимал, что делает. Эльфред почувствовал, что даже не уязвлен.
— Я приду позже, когда ты возьмешь себя в руки, — сказал он спокойно и повернулся к выходу.
— Ты не придешь позже! Завтра ты возьмешь десять человек и отправишься в Уилтон. Довольно. Я поручил тебе конную атаку, а ты даже с этим не справился. Ты затеял какую-то свою игру. Даже не поставив меня в известность. Довольно! У войска должен быть один предводитель, и, раз ты не способен держать себя в рамках дозволенного, я удалю тебя.
— Ты поставил мне невыполнимую задачу, и теперь упрекаешь в том, что я ее хоть как-то решил? — взбеленился Эльфред. Он слишком устал и был не расположен к дипломатии.
— Невыполнимую? Здесь, под Мертоном, я все сделаю, как надо.
— Бог в помощь, Этельред. Но напомню, что мой отряд — это мой отряд, его ты отнять не можешь.
— Я — твой король. Мне нужен каждый воин из тех, что могут держать оружие. Тебе и десяти слишком много.
— Интересно, если датчане дойдут до Уилтона, чем я буду защищать монастырь, твою и мою семью? Силами одиннадцати воинов?
— Датчане не дойдут до Уилтона, — Этельред стиснул зубы. — Вот что я тебе скажу, брат.
— Что ж. Если тебе угодно винить во всем меня — Бог в помощь. Я сделаю именно так, как ты говоришь, — Эльфред топнул ногой и, провожаемый сумрачными, а когда и неуверенными взглядами эрлов, покинул графскую опочивальню. На самом деле, он почти не был раздражен.
Эльфред был рад повидаться с женой. Он явился в Уилтон в сопровождении десяти человек, да еще прихватил с собой три десятка раненых, которым предстояло не один месяц приходить в себя. Этельред считал, что ему все равно не будет от них никакого толку. Эльфред же понимал, что человек, который хочет жить, способен на чудеса.
Эльсвиса выбежала навстречу мужу во двор — простоволосой, без плаща, так что всем стал заметен ее живот, хоть и не слишком большой, но четко обрисованный складками ткани. Принцу стало неловко, словно это он выставлял на всеобщее обозрение свою семейную жизнь, и он, торопливо соскочив с коня, обнял жену. Молодая женщина льнула к супругу и плакала.