— Какое там — водить войска. Он и сам-то еще малыш.
— Не дело отдавать такому корону. Нет-нет.
— Но как же так?! Он же вырастет! — вскрикнула Вульфтрит, но ее больше никто не слушал.
— Правильно, пусть Эльфред правит.
— Правильно. Он — добрый воин, это всем известно.
— Побеждал, опять же!
— Какое там — мальчишке отдавать корону! Датчане приходят каждый год. Что малыш Этельвольд сделает против датчан?
— Верно. Ему еще расти и расти. А с датчанами воевать сейчас надо.
— Верно. Эльфред с датчанами уже воевал, знает, что к чему.
— За него каждый поручится.
— Да какой из Эльфреда воин?! — возмущалась Вульфтрит. — Я слышала, будто мой супруг запретил ему участвовать в битвах.
— А чем все закончилось? — ввернул Алард.
Ответить тут было нечего. Нет, разумеется, бывшая королева нашла бы, что сказать, но вряд ли ее ответ устроил присутствующих в зале мужчин.
Этельвольд, сидевший рядом с матерью, отнюдь не был благодарен ей за то, что она выставила его на всеобщее обозрение. Даже десятилетнему мальчишке не слишком приятно слушать, что он мальчишка, что он ни на что не способен, что королем ему не быть. Он не слишком хотел сесть на трон отца, коль скоро все уважаемые люди королевства прочат в правители его дядю, но прозвучавший вслух отказ, само собой, вызвал желание сопротивляться и чего-то добиваться, что-то доказывать.
Мальчик надулся и раздраженно покосился на мать. Он предпочел бы, чтоб ее сейчас и вовсе не было, ему казалось, что она его только позорит.
Обсуждение шло своим ходом, на стол понесли еду, и, черпая ложкой густую похлебку, ковыряясь ножом в дичине, эрлы и таны продолжили говорить на самые разные темы, имеющие к короне Уэссекса весьма отдаленное отношение. Миновала Пасха, наступало самое прелестное время года — поздняя весна, начало страды, старый кельтский праздник Бельтайн, который некоторые тайком праздновали вместе с крестьянами. Приятный праздник, который обычно заканчивается тем, что приблизительно к Имболку в деревнях появляется на свет множество младенцев с самыми разными носами. Среди них можно найти и те, что как две капли воды напоминают нос местного эрла.
Священники, конечно, порицали «разврат», но традиция есть традиция. И потом, разве не учат сами христиане, что на небесах радуются больше раскаявшимся грешникам, чем праведникам? Значит, ничего не мешает грешить и потом каяться. Пусть на небесах чаще радуются.
Эльфред с аппетитом поедал пирог с птицей и слушал Аларда. Тот рассказывал ему, что происходило в Солсбери в его отсутствие, причем так образно и смешно, что молодой король сразу забыл о склоке с Вульфтрит — ему просто было хорошо. Его слегка знобило — не выспался, но в зале было тепло, да еще теплая пища и крепкое пиво хорошо подбодрили его. Когда закончился один бочонок, он мигнул слугам, чтоб прикатили второй.
Наевшись до отвала, эрлы и таны даже не подумали продолжать спор. Переглянувшись, они отправили в церковь все того же Редрика Велла, и он с благоговением на застывшем лице принес оттуда меч короля Этельреда, по легенде принадлежавший еще Геате, великому королю саксов, которого в языческие времена называли божеством.
Редрик встал перед Эльфредом и протянул ему клинок. Вульфтрит, забыв сесть на свое место, смотрела на деверя с ненавистью. Она не думала, что он может это чувствовать, и что таким образом она сама лишает себя надежды на привольную и приятную светскую жизнь. Прекрасно осознавая, насколько опасно присутствие бывшей королевы в Солсбери или даже Корнуолле, молодой король твердо решил, что отправит женщину в монастырь.
Конечно, в самый лучший, где ей легко будет обеспечить подобающее положение.
Эльфред принял меч и завязал ремешки перевязи. Лишь после этого он по настоянию эрлов и танов занял кресло брата и придвинул к себе большое серебряное блюдо, с которого ел Этельред.
Веселье длилось долго. За угощением и под великолепное ароматное пиво обсудили все вопросы, которые только могли возникнуть. Назначили и дату коронации, которую решено было провести как можно скорее.
— А зачем вообще нужна коронация? — спросил вдруг Редрик Велл.
На него воззрились с удивлением.
— Нет, ну зачем? — Редрик выпил не меньше четырех кружек пива, но, хотя глаза подозрительно поблескивали, голос звучал ровно и уверенно. — Эльфред, верно говорят, что ты уже коронован? Верно, что тебя короновал сам папа Римский, когда тебе было пять лет?
— Верно, — подтвердил молодой король.
— Ну, так и зачем короноваться? Если ты и так король?
— Королем тогда был мой отец. Потом — братья, — он развел руками. — Может быть, то, что папа Римский короновал меня, предопределило мой путь, но вовсе не дало прав на трон Уэссекса. И, раз так сложилось, я с радостью приму корону из рук епископа Уилтшира.
Поздним вечером он вышел из трапезной освежиться. Когда серьезные вопросы были решены, к пиршественному столу позвали женщин и приказали слугам нести к столу сладкие пироги, мед, масло, ягоды и фрукты, а также еще мяса и лепешек. Всяк лакомился чем хотел, а из коптильни принесли колбасы и окорока, так приятно пахнущие ольховым дымом, что слюна начинала течь потоком, едва только огромные подносы с лакомствами внесли в залу.
Эльфред был слишком напряжен и возбужден, настолько, что даже пиво не брало его. Конечно, его взгляд с удовольствием касался стройных фигурок молодых женщин, но неуместные мысли в его голове не появлялись. Он с удовольствием выбрался на галерею, опоясывающую донжон, и, стоя у лестницы, вдыхал холодный ночной воздух. Он разгорячился, и даже в одной рубашке на пронизывающем весеннем ветру ему не было холодно.
Он повернулся, почувствовав, что рядом кто-то стоит, и увидел жену. Она куталась в широкий суконный плащ.
— Ты не спишь? — спросил он ее, улыбаясь.
— Нет. Решила слегка подышать. Он подошел и обнял ее.
— Ты не замерзнешь?
— Мне тепло. Как бы ты не замерз.
— Я мужчина. Я могу на снегу в рубашке спать. Ты не боишься стать королевой?
— Стать королевой? Но разве ты думаешь меня короновать?
— Думаю. Так будет лучше. Когда подрастет сын, и его короную. Для надежности. Знаешь, меня угнетает эта грызня за власть. Черт с ней, с короной, но я хочу, чтоб моя семья была в безопасности. А корону зачастую теряют с головой. Если мальчик будет коронован, за него будут стоять эрлы. Даже если меня не станет, его защитят.
— Как это тяжело, — вздохнула женщина. Но она плохо представляла себе политику, которую считала «мужскими делами», и решила и на сей раз не загружать голову. Объятия Эльфреда успокаивали ее, а мысль, что на этот раз супруг не стал оказывать внимания другим женщинам, может, даже и ради нее, наполнили ее ласковым теплом. «Все-таки, у меня хороший муж», — подумала Эльсвиса.