Передо мной костлявая женщина на высокой кровати, ее цыплячья грудь поднимается и опускается более-менее равномерно, ее голова лишена волос, ее глаза лишены света, в ее теле привольно расположилась безжалостная опухоль, на ее пальцах больше нет колец, в ее сердце никогда не было любви.
Скоро, очень скоро она пойдет по дороге предков, закончив свое земное существование не совсем так, как планировала.
Сквозь высокое окно я смотрю на ее Сад, деревья неподвижны в душном безветрии, обрывками паутины доносится крик ночной птицы, может быть, Asio otus — ушастой совы. А может быть, и нет.
Сквозь высокое окно я смотрю на темное небо, такой уж у нас климат, очень часто бывает облачно, и ни луны не видно, ни звезд.
Я просто стою, прислушиваясь к пустоте, ожидая ее команды. Пустота во мне знает, что и когда делать. Она аккуратно вынимает из-под локтя Старой суки мягкую подушку, она продуманным жестом опускает мягкую подушку ей на лицо, она давит на мягкую подушку всем своим весом, а это немало.
Пустота во мне с точностью до секунды знает, когда можно перестать давить на мягкую подушку.
Пустота во мне умеет улыбаться и шутить через пять минут после этого. Я — нет. Я все еще сижу на корточках в Персиковой комнате, съежившись, обняв руками колени, опустив голову и зажмурив глаза.
добавить комментарий:
Umbra 2009-06-20 05.06 am
Поговорим, пожалуйста. Сегодня. Обязательно! Я буду свободна после часа дня.
You are viewing RumpelstilZchens journal
20-Июнь-2009 05:45 am
«Не перечьте мне, я сам по себе, а вы для меня только четверть дыма» (с)
Спокойно, девочка моя, нет никаких причин для паники, еще далеко не все сделано, ты же знаешь!..
* * *
Юля прошлепала босыми ногами к двери, содрогающейся от ритмичных ударов. Пожалуй, она догадывалась, кто пожаловал в ее «горчичную» комнату без пятнадцати семь утра.
— Ю-у-у-уль, — сказала ей дверь настырным Розкиным голосом, — ты справку выписала уже?
— Роза, иди на фиг, — предложила Юля. — Я сплю.
— Ага, — покладисто согласилась Розка, — кто ж спорит. Спишшшь…
— Роз, ты чего? — насторожилась Юля.
— А того! — заорала грубая Розка. — Как трахаться с поляком, так это да! А как помочь в какой-то малости, так это нет! Едрить мой лисапед налево!
— Малости! — не согласилась Юля с оценкой ситуации. — Хорошенькая малость, служебное преступление… Так, ерунда…
Лукаш Казимирович пошевелился на «горчичной» кровати. Юля испуганно оглянулась. Продолжила шепотом:
— Роза, я сейчас приду. Иди себе, а?
— Жду пять минут, — заявила наглая Розка, — потом врываюсь в комнату… С криками.
— С какими? — вздохнула Юля.
— Не знаю еще, — честно ответила Розка, — но что-нибудь на тему польско-российской дружбы. Может, про Сусанина, Ивана. Может — спою чего. Прощание славянки.
— Там слов нету, — не одобрила Юля, заканчивая разговор.
Розка затопала по коридору. Похоже, уже что-то напевала.
Юля начала одеваться, стараясь проделывать это беззвучно, — если честно, она боялась минуты, когда красавец математик, так волшебно составлявший ей компанию этой ночью, откроет глаза. Юля не очень хорошо представляла, что она скажет, и вообще. Поэтому идея тайно выбраться на просторы Северной веранды ей показалось весьма и весьма удачной. А Лукаша Казимировича она бы с удовольствием закрыла на ключ, на два оборота.
Юля сдавленно хихикнула. Или вот поместила бы в шкаф, пусть бы себе жил в шкафу, на полочке, а Юля бы его навещала, своего личного шкафного графа, красивого и в запонках.
— Милая, — проговорил граф с кровати, у него прозвучало «мивая», — милая моя, солнышко лесное, а куда ты так оперативно собираешься за сорок пять секунд? Марго сумела убедить тебя быстренько произвести вскрытие старухи, выкрасть ее печень и попытаться удачно продать левую долю?
— Почти, — согласилась Юля с бешено колотящимся сердцем, — мы еще и про почки подумывали…
— А вот я знаю, — промурлыкал Лукаш Казимирович, подтягивая Юлю вместе с ненадетыми шортами к себе, — что и роговицу можно как-то упромыслить… Есть варианты, в общем…
— Если я не появлюсь на веранде через несколько минут, — немного задыхаясь, прошептала Юля, — здесь появится Розка, распевающая «Гей, славяне!».
— Нет, я совершенно не против, — подумав, отреагировал Лукаш Казимирович, — если вы, девочки, как-то договоритесь…
В общем, через пятнадцать минут Юля присела за стол и выписала вожделенную справку. Как-то идеи всеобщей справедливости немного перестали стучаться в ее сердце. Как правило, полноценный секс этому очень, очень способствует.
На веранде было оживленно. Овальный стол наряду с армией чашек и тарелок приютил, по всей видимости, дары для именинницы Марго — разномастные коробочки, оберточную бумагу, золотистые плетеные шнурки и открытки россыпью.
— Откуда ты все это взяла? — подозрительно спросила Юля. — Что, какие-то гости уже приехали? Разве ты не отменила торжество?
— Отменила, — ледяным голосом ответила Марго и выпрямилась на стуле. — Это подарки семьи…
Марго в несколько упругих шагов достигла холодильника, откуда выудила за блестящее фольговое горлышко три бутылки чешского пива «Золотой фазан».
Прикоснувшись к холодному стеклу, Марго закрывает глаза. У нее сложные отношения с алкоголем, и это абсолютно не бездумная тяга искательницы приключений и не физическая зависимость хронического алкоголика, скорее, это удивление, восторг и испуг раба, получившего в свое пользование набор плеток и кандалов, защелкивающего тугие наручники на сведенных за спину запястьях хозяина. Маленький раб, его спина расчерчена прямоугольниками, подобно карте Нью-Йорка, нарезана шестьюдесятью четырьмя квадратами шахматной доски, разлинована ученическими клетками на двенадцати, нет, на двадцати четырех листах. Он пугается своего счастья изломать неломающийся гибкий стек о боготворимое высшее тело.
Марго открывает глаза.
В честь праздника, но, учитывая некоторый траур, она выбрала платье, название которого успело опротиветь всем, читающим по-русски…
Разумеется, и тебе, дорогой читатель, тебе. Доволен ли ты явной криминальной направленностью сюжета или немного сожалеешь, что старушку простецки задушили подушкою?
А в виду я имела маленькое черное платье для коктейля.
Кроме означенного платья на Марго были чулки в сетку и со швом, давешние стилетообразные туфли и платочек на шее, ах, французский шик. Неплохо для семи часов утра.
— Ритуля, — неожиданно ласково обратился к ней Юраня, с волнением следящий за траекторией движения склянки темного стекла, — замерзла, зззо-лотце мое…