– Это же Джек, – проговорил Фил. А Джек увидел их издалека и приветственно взмахнул широким рукавом: «Проходите, не стесняйтесь».
– Конечно, Джек, кто же еще, – шепнула Ленка. – Я к нему вообще-то часто в гости езжу.
Фил почувствовал беспокойство. Но Ленка как ни в чем не бывало кивнула хозяину, а сама вернулась к машине. Ник ссутулился на заднем сиденье и безучастно смотрел в окошко. Его взгляд не отражал ровно никаких волнений – ему было все равно, на что смотреть.
Они кое-как вытащили больного на воздух и под руки повели к дому по желтой кирпичной дорожке среди розовых кустов. Возле альпийской горки, поросшей яркими цветами, кто-то придумал поставить садовую скульптуру – фигурку гнома в дурацком колпаке и в мокасинах. Увидев это, Фил ухмыльнулся.
У крыльца процессия замедлила шаг.
– И что же случилось с твоим братом? – спросил Джек, отворяя дверь.
– Заигрался. Мы его из больницы забрали, – пояснила Ленка. – И сразу к тебе. Ты же один, кто может…
Но хозяин остановил ее жестом:
– Не подлизывайся. И не ври мне. Не люблю.
В комнате Джека Филипп разинул рот. Собственно, это была и не комната (странно было видеть в комнате разобранный до самой крыши потолок), а какая-то суперлаборатория – сборочный цех новой реальности. Трассировочные лазеры были включены и сейчас, и их лучи упирались прямо в крышу. Оставалось только сделать ее раздвижной, как в обсерватории. Привыкнув к темноте и приглядевшись, Фил понял, что именно так и сделано. «Неплохо было бы построить картинку до самого неба, – подумал он. – С луной, со звездами. Вот это была бы графика, куда там всем нашим». Он вспомнил свою домашнюю студию. Детские игрушки. «Пионер ты, Филик, пионер, – съехидничал внутренний голос. – Смотри, учись».
По углам комнаты громоздились корпуса отдаленно знакомых устройств: кажется, там были многолучевые 30-сканеры, трансляционные генераторы, а также системные блоки мощных компьютеров. «Так никогда и не получится сделать технику компактной, – подумал Фил. – Только процессоры до нанокристаллов уменьшатся, тут же новую хрень изобретут».
Прямо в стены были встроены панорамные вижн-панели – похоже, перед их приходом Джек смотрел релаксационный фильм о подводном мире. Камера парила над рифом в изумрудной толще воды, словно аэростат в плотных слоях инопланетной атмосферы. Серебристые рыбки просачивались сквозь заросли розовых и оранжевых кораллов. В их движениях было что-то гипнотическое.
– Я сегодня медитирую, – сказал Джек, усаживаясь на джутовую циновку. – Заодно пробую разные сигнальные системы. Может, подключитесь?
– Нет, Женя, – сказала Ленка. – Мы к тебе не за этим.
– Я догадываюсь, зачем. Мальчик влез в недетскую игру.
– Да. «Reminder». Ты никогда про такую не слышал?
Филиппу показалось, что Джек побледнел.
– Слышал кое-что, – сказал он. – Но это не игра. И ты ее неправильно называешь. Не «Reminder», a «Rewinder l». Через двойное «В».
– Там логотип – молния, – изменившимся голосом проговорила Ленка.
– Молния, верно. Не знаю, почему. Наверно, потому, что энергии требуется очень много. Требуется громадная мощность излучателей. Но где вы ее нашли?
Вместо ответа Ленка раскрыла сумочку и достала оттуда прозрачный пластиковый квадрат.
«Это же мой диск, – подумал Фил. – Когда это она стащить успела? Пока я за кофе ходил?»
Джек взвесил диск на ладони, хмыкнул.
– Значит, дистрибутив все же существует, – сказал он. – «Rewinder», полная версия. А Мирский думает, что не сохранилось ни одной копии.
«Ревайндер» – перемотчик (англ.).
– Мирский? – Фил даже не слишком удивился. – Ты тоже с Николаем Павловичем знаком?
– Мы когда-то с ним работали. Ленка вряд ли помнит. Я как раз приехал из Ташкента, в университет поступать.
Фил слушал и хмурился.
– Когда я пришел к нему, он как раз тестировал ранние версии «Distant Gaze». Вы бы видели тогдашние гаджеты… сейчас бы никто такое и надевать бы не стал…
Ленка погладила Ника по плечу.
– Женя, ну посмотри на него… видишь, ему совсем плохо. Помоги, пожалуйста.
Джек осторожно взял Ника за руку, выслушал пульс, спросил:
– Ему сколько лет? Шестнадцать?
– Пятнадцать исполнилось, – сказала Ленка смущенно. – Он же меня на полтора года младше.
– Это очень хорошо. Я попробую. Подождите.
Еще несколько минут гости озадаченно молчали.
Молчал и хозяин. Он опустил глаза и уставился в одну точку – кажется, на острый нос одного из своих чудесных мокасин.
Ник, съежившись в углу, уперся взором в панорамный экран. На экране постоянно менялись картины. Камера плыла над морским дном, не удаляясь и не приближаясь. Зрители чувствовали себя словно внутри батискафа, вот только непонятно было, кто же им управляет? Ощущение подводного полета было таким реальным, что, когда из расщелины между скал высунулось тупое рыло мурены, Фил вздрогнул, а Ник дернулся, как подстреленный – или, вернее сказать, как если бы пуля попала уже в безжизненное тело.
– О, господи, – прошептала Ленка. – Женя. Сделай что-нибудь.
Белый мокасин нервно кивнул, как кукла-марионетка.
Затем Джек глубоко вздохнул и поднялся с циновки. Неслышно ступая, шагнул к Нику и положил руки ему на затылок. Прошептал что-то, чего Фил не расслышал.
– Ты умеешь так лечить? – заворожённо спросила Ленка.
– Нет, – тихо сказал Джек. – И никто не умеет. Я его просто успокаиваю.
Ник медленно поднял голову. Теперь он, не отрываясь, глядел на руки Евгения: шелковые рукава блестели в полутьме и таинственным образом переливались, становясь то фиолетовыми, то вишневыми.
– Он видит не совсем то, что мы, – пояснил Джек негромко. – Это как перегрузка в системе ввода.
Осторожно сняв ладони с затылка, он дотронулся до висков Ника. Чуть нахмурился. Затем очень точными, парикмахерскими движениями ощупал уши, провел пальцами по острым скулам до подбородка, будто снимал мерку. Снова коснулся висков.
Извлек откуда-то вижн-дивайс, похожий на обруч из тонкой платиновой проволоки (такой модели Фил никогда не видел). Надел больному на лоб. Произнес несколько слов по-английски. Экраны на стенах на мгновение потускнели, потом засветились снова.
Ник не двигался. Он прикрыл глаза умиротворенно. Казалось, он не дышит.
– Вот так хорошо, – сказал Джек мягко. – Слушай меня. Сейчас ночь. Ты дома. Ты спишь.
Гости боялись пошевелиться. Черты больного неуловимо изменились, смягчились, будто он и вправду очутился дома после долгой мрачной дороги; его веки перестали дрожать. Ник сладко вздохнул и прилег на циновку, подложив под голову согнутую в локте руку.