Джойра встала, в ее голосе и на лице ясно читалась тревога.
– Вы снова нас покидаете? А как же фирексийское ущелье? А все дела в академии?
Баррин тоже поднялся:
– Он уезжает как раз по делам академии. Если тебя волнует вопрос, касающийся ущелья фирексийцев, так Малзра последние полчаса посвятил именно этому – рассматривал обороноспособность, поддержание ее на должном уровне, условия ее модернизации. Кажется, он рассмотрел весь спектр наших будущих задач.
– Да я совсем не об этом говорю, – ответила Джойра, прижимая руки к груди. – У него есть важное незавершенное дело.
– А что же так издалека? Я понял. Наша старшая ученица напоминает мне о Детях Ярости, – проговорил Малзра, прерывая жестом все возможные пояснения Джойры и деликатные извинения Баррина. – Она напоминает мне о моем долге. Напоминает, что я должен всему придать первозданный порядок. Я должен исправить ошибки, которые совершил в прошлом, а именно – сгладить разрывы во времени на этом острове и изгнать монстров, которых я впустил сюда.
– А как же дети, которых вы привезли сюда?
– И, – спокойно добавил Карн, – машины и механизмы, которые были всегда с вами.
– Спасибо, – Малзра отвечал на замечания почти доброжелательно, – но, молодые люди, вы недооценили мою способность к глобальному разрушению. Нет. Беды, которые я принес на остров, – ничто в сравнении с бедами, которые я натворил в другом месте. Во всем мире.
Он отошел назад к схемам, протянул руки, которые, казалось, пылали в полутемном углу Зала Механических Существ, и снизу выдвинулся большой экран с прикрепленной к нему картой фирексийского ущелья. Четкие линии достаточно подробно вырисовывали детали укреплений, расположенных в дьявольской трещине, источающей зло.
– Перед вами карта фирексийского ущелья, основанная на самых свежих, самых последних данных. – Малзра водил по рисунку огромной указкой, напоминающей меч. – Вот гладиаторская арена, здесь дворец К'ррика, а здесь лаборатория размножения. В этих лачугах у самой воды живут фавориты К'ррика. Почти тысяча сильных мутантов. И с каждым днем их становится в десятки раз больше. Пока мы их не истребим, они будут представлять страшную угрозу, которая однажды обрушится на наш остров.
Быстрым, нетерпеливым движением Малзра сбросил карту. Под ней оказался большой лист с рядами подробных красочных рисунков.
– Это Фирексия, состоящая из девяти вложенных планет. Они находятся последовательно одна внутри другой. Этот верхний уровень – единственный, где человек мог бы выжить в течение нескольких часов. Он населен машинами-драконами, в сравнении с которыми наши бегуны, пумы и скорпионы просто механические блохи. Длина некоторых составляет пятьсот футов. Густые леса этой области наводнены полуметаллическими ядовитыми растениями с листьями острыми, как бритва, которые растут в свете непрерывных штормов и молний, заполняющих черное, словно сажа, небо. Чем ниже уровень, тем страшнее его обитатели. Фирексия наводнена искалеченными священниками, ордами демонов, ведьмиными двигателями и массой всяких гадов. Пространство кишит колоссальных размеров червями, заполнено ядом, кислотой и огнем. Еще глубже, в основании всего этого кошмара, есть нечто или некто, темнее и отвратительнее которого невозможно себе представить.
Баррин прошептал имя. Никто его не расслышал, но от появившегося на лице мага трепета все внутренне содрогнулись.
– Я пробудил это существо и привел сюда. Вот насколько глубокие корни имеют мои древние ошибки. Я в ответе за чуму на Толарии! Да! Но я также несу ответственность за крах королевства ангелов, за долгий ледниковый период нашего мира, за разрушение Аргота и, самое главное, за то, что привел в этот мир воплощение самого зла. Вот каковы масштабы моих ошибок. Это зло я стремлюсь уничтожить. К'ррик – кошмар. Да! Но кошмар, имеющий облик одного человека. Хозяин К'ррика – кошмар для всего мира. Он неосознанный, всеобъемлющий, всемирный ужас. К'ррик вооружается, чтобы завоевать этот остров. Тот, чье имя я даже не буду называть, копит силы, чтобы завоевать весь наш огромный мир.
Никто не посмел прервать выступление мастера. Всюду в напряженной тишине он встречал полные понимания и тревоги взгляды.
– Чтобы бороться с таким страшным существом и миллионами его фаворитов, мне нужно… нам нужно как можно быстрее разнообразить наше боевое оружие, постоянно обновляя и совершенствуя наш арсенал. Я отправляюсь, чтобы начать работу над решением этих проблем, – убедительно продолжал Малзра.
Наконец к Джойре вернулся дар речи.
– Как вы можете брать на себя такую ответственность? Вообще кто-либо смеет быть за это в ответе? Да если даже и так, то на каком основании вы или любой другой смертный можете столь самоуверенно надеяться, что истребите мировое зло? Надо быть самим Урзой Мироходцем, чтобы иметь хоть какую-то надежду относительно… – Она запнулась. Страшная догадка парализовала все ее существо.
– Однако я должен идти, – сказал Малзра. – Я отправляюсь в очень опасное место. Пока один. Может, когда-нибудь я позову вас и попрошу вашей помощи.
Дрожа, Джойра села на свое место:
– Но вы ведь не отправляетесь… не отправляетесь в Фирексию.
– Нет, – мягко проговорил Малзра.
Он пересек комнату, подошел к Карну и потянулся рукой к его шее. Серебряный человек непроизвольно отстранился, как будто испугался, что Мастер откроет черепную коробку и дезактивирует его. Вместо этого Малзра снял с его шеи и показал всем позвякивающий блестящий в полутьме кулон.
– Нет, не в Фирексию. Я иду на твою родину, Джойра. Я направляюсь в Шив.
* * *
Урза парил в воздухе, собираясь спуститься. Им овладела приятная расслабленность, когда не надо прилагать никаких усилий, чтобы двигаться. Не менее приятным было осознание того, что можно побаловать себя такой, теперь редкой, роскошью, как перемещение меж мирами, и забыть обо всех беспокойствах по поводу того, что надо дышать, мигать и участвовать в обедах. Да, последнее было особенно обременительной обязанностью. Для него еда была всегда лишь неприятной обязанностью.
Он обладал почти безграничными возможностями: летал с планеты на планету, задействовав энергию мысли, использовал волшебство, не знал ужаса старения и разрушения организма временем, видел суть всех вещей. Да, он мог чувствовать фирексийскую кровь за сотни шагов, но изо дня в день убедительно изображать человека было трудной задачей, которая досаждала своими мелкими и изнурительными ограничениями. Это была каждодневная, рутинная и утомительная работа, но что поделать – необходимая.
Зато теперь Урза наслаждался.
Он спускался сквозь толщу облаков и ржавого пара. Его обычная одежда исчезла, превратившись в костюм, способный выдержать высокую температуру. Сандалии сменились толстыми кожаными сапогами, доходившими до колен. Волосы туго сплелись, чтобы пламя не могло до них добраться.