– Во, значит, как дела у дочери развернулись, госпожой стала. Барыня, значит, Зайка-то. Лучше бы мужика себе путного искала, пока не усохла. Есть у нее кто?
– Есть, – кивнула Вика.
– И сколько этих есть?
– Один.
– И что ж она с ним не сходится? Или ты мешаешь? – догадался он.
– Да я-то не мешаю, мешает то, что мама богатая.
– Вот оно как. Значится, есть еще нормальные мужики. Молодец, едрена корень, уважаю таких. Но пожалуй, такой единственный остался.
Вошла горничная с подносом, на котором стояли бутылка коньяка, рюмка и ваза с виноградом. Поставив поднос на столик, она взяла бутылку и налила половину рюмки.
– Э, милая, – сказал Афанасий Петрович, – ты не жмись. Неужто хозяйское жалеешь?
– Коньяк принято пить небольшими порциями! – засмеялась Виктория.
– И кто ж придумал, как и сколько кому пить? – Взяв бутылку, Мишин налил полную рюмку и опрокинул в рот. Выдохнув, прищурился. – Фуу. Как боженька по пузу босиком прошел, – пробормотал он. – Все, хватит, а то похмелье в пьянку превратится.
– Мама пришла, – сообщила Вика.
– Здравствуйте все! – Зоя улыбнулась.
– Иди-ка сюда, дочь, – позвал отец.
«Значит, что-то серьезное, – поняла Зоя. – Наверное, сказали про Володю. – Она посмотрела на дочь. Та, улыбнувшись, вышла. – Улыбка веселая. Когда она делает пакость, взгляд вызывающий и улыбка насмешливая». Посмотрела на Антонину Ефимовну. Та улыбнулась.
– Ты еще на кота взгляни, – проворчал отец. – Может, по нему чего поймешь. Ты когда меня с мужиком познакомишь? – спросил он.
– Наверное, скоро. Он хороший человек, несмотря ни на что…
– Это ж надо, не женится потому, что баба с деньгами. Таких сейчас хрен найдешь. Вот что, веди его к нам, хочу ему руку пожать. Это ж надо, баба больше зарабатывает, и он не хочет с ней жить семьей. Видеть хочу его. Он где работает-то?
Зоя беспомощно посмотрела на Антонину Ефимовну. Та вздохнула:
– Ты вот что, Афанасий, не лезь к ним, сами разберутся, чай, взрослые. Но если он ей люб, то тебе-то…
– Да мне он тоже по нраву, – перебил ее Петрович. – Даже если мент, то…
– Ловлю на слове, потом не отказывайся, – засмеялась внучка.
– А чего отказываться, Афанасий Мишин сказал, как отрезал.
– Он капитан милиции, – пробормотала Вика.
Петрович застыл с открытым ртом. Все три женщины смотрели на него. Из двери украдкой подглядывала горничная.
– Господи, – хрипло произнес Петрович, – как же так? Вы бросьте так шутить. Чтоб мент, да еще со звездочками, был бедным, это же… – Он засмеялся и взглянул на дочь.
– Да, папа, – вызывающе произнесла Зоя, – он капитан МУРа. Инспектор уголовного розыска. И я люблю его.
– Во едрена корень, – пробормотал Петрович. – Да, – не находя слов, пробормотал он. – Ну это… в общем… Да черт его знает!…
– Но ты сказал, как отрезал, Афанасий Мишин, – напомнила Вика.
– Ты меня не лови! Едрена корень, мент! Во, блин на сковородке! Слышь, девочка, дай-ка мне еще коньяку.
Горничная вошла и поднесла бутылку.
– Вообще-то убери, я пьяный – дурной. Да, вот это хрен на блюде, уважаемые люди! – Вика рассмеялась. – Вот что, – Петрович посмотрел на дочь, – ты приведи мента этого, взгляну.
– Папа, – усмехнулась Зоя, – мне все равно, что ты о нем скажешь. Я люблю его, он любит меня. Я рада, что ты об этом узнал, но это ничего не изменит, сколько бы ты ни ругался. Кстати, делаешь ты это отвратительно. Можешь обижаться. Как только он согласится стать моим мужем, я выйду за него, и никто меня не остановит. – Она посмотрела на дочь.
– Мне он тоже нравится, – неожиданно заявила Вика. – И если он будет не против, я, может, не всегда и не сразу буду звать его папой. Это же здорово – отец муровец! – засмеялась она.
Зоя удивленно смотрела на нее.
– В общем, ты приведи его, – пробормотал отец. – Я понял, что ты все решила, имеешь на это право. Хочу его видеть, чтоб свое мнение иметь. И вот что мне скажи: знает он, кто ты, откуда и кто твой отец?
– Конечно. Я все ему рассказала. И про Игоря тоже.
– И менты разные бывают, – буркнул Петрович. – В общем, приведи его. А то не дело получается – от родного отца мужика своего скрывать. И долго ты с ним?
– Три года.
– Срок немалый. А ты, значит, даже папкой его звать готова? – посмотрел он на внучку.
– Да, – улыбнулась она. Зоя снова удивленно взглянула на дочь. – Да, мама, я видела, как он тебя встречал вчера. Здорово, как в кино. А целовались вы вообще класс!
Зоя покраснела.
– Значит, целоваться при всех можно, – проворчал отец, – а показать бате мужика – нет. Когда приведешь?
– Когда он будет свободен. Он только что из Дагестана вернулся.
– Что? – спросил Зубов и, слушая Зою, усмехнулся. – А он…
– Он и настоял на этом. Ты когда сможешь?
– Боюсь я. Твой отец таежник и на милицию злой.
– Вот уж не думала, что ты испугаешься, – насмешливо произнесла Зоя. – Приезжай.
– Мама сказала, что любит вас и никогда не оставит, – послышался громкий голос Вики.
– Иди отсюда! – сердито проговорила Зоя.
– В семь подъеду, – улыбнулся он.
– Ждем! – крикнула Вика.
– Ну ты даешь! – засмеялся Артур. – И когда все это будет?
– Он уезжает завтра, – ответила Марина.
– Наконец-то нам никто не будет мешать. А то я как подумаю, что ты ночью с этим Иванушкой-дурачком в постели, готов поехать и убить и тебя, и его.
– Ну а меня за что? Ты знал, что я замужем. И у тебя был шанс…
– Давай не будем об этом. Надеюсь, все у нас будет хорошо, и мы молоды, чтобы жить долго и счастливо. Правда, вот с детьми…
– Но я требую ускорить это, – неожиданно сердито проговорила Марина. – Неужели так трудно дать двоим детдомовским малышам родителей? Ведь и по телевизору постоянно говорят…
– Приезжайте, Марина Сергеевна, и мы все обсудим. – Артур усмехнулся. – Ну ты и штучка, Маринка!
* * *
– Господи, – сердито проговорила Марина, – и этот начал уходить от прямого ответа. Но я им устрою!
– Милая моя!… – Фролов обнял ее.
– Ты? – удивилась Марина. – А я не слышала, как ты вошел. Ты представляешь…
– Я все слышал…
– Ну я им устрою!… Есть будешь?
– Да. Месяц по крайней мере дома есть не придется. Я улетаю сегодня в одиннадцать двадцать пять.