Формула счастья - рецепт беды | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Женя, мелко дрожа, повернулся к двери и шагнул в метель. Маша, бросив на китайца возмущенный взгляд, шагнула к двери.

– Стой, – сказал китаец. – Ты не знаешь, что для него благо. Волноваться за другого – достойно, но не надо мешать идти тропою жизни.

Женя дошел до поленницы по пояс в снегу. Стуча зубами, положил на согнутую руку поленья и побрел обратно. Путь до дома казался ему нескончаемым.

Маша бросилась к двери, но вдруг споткнулась и упала, а когда посмотрела на свои ноги, увидела на левой петлю тонкого шнура.

– Он вышел в белый холод – значит, у него есть желание жить, – сказал китаец.

Дверь открылась, в домик ввалился Женя. Поленья выпали из его рук. Он поднялся и закрыл дверь. Присел, стуча зубами, стал накладывать поленья на руку. Потом подошел к печке и положил дрова на пол. Повернувшись, посмотрел на китайца. Снег на его теле таял.

– Одевайся и уходи, – проговорил Ден. – Завтра в шесть вечера придешь.

Женя посмотрел на Ярослава. Тот, усмехнувшись, подмигнул ему.

– Одевайся! – вытирая Евгения, крикнула Маша. – А ты хуже Мао Цзэдуна. – Она обожгла взглядом невозмутимо смотрящего на нее китайца. Ярослав стоял неподвижно. – Садист, – бросила китайцу Маша, выводя одетого и, казалось, ничего не соображавшего Женю.

– Что скажешь? – спросил Ярослав, когда они с Деном остались вдвоем.

– У него хорошее физическое состояние, – ответил китаец. – Привести в боевую форму будет нетрудно. Он слаб психологически. Но даже малый источник света в темноте виден, и это дает надежду на исцеление. А главное – у него жива тяга к жизни; значит, будет жить.

– Ты изменился, – улыбнулся Ярослав, – стал много говорить.

– Мой путь почти пройден, – спокойно сказал китаец. – Каждому хочется, чтобы в конце пути кто-то слышал его голос, а значит, запомнил его облик. Человек не жил, если не останется памяти о нем.

– Я тебя, Учитель, никогда не забуду, – сказал Ярослав.


– Что там было? – спросила Алена.

– Баню быстрее! – крикнула Маша.

– Не надо баню, – сказал Евгений. – Написано было около печки: «Не согревай очищенное холодом тело».

– Да что там было-то? – нетерпеливо повторила Алена.

– Давай-ка выкладывай, – сказал Артем.

Яков молча смотрел на сидящего рядом Женю, которого била мелкая дрожь.

– Да разденься ты! – не выдержал Артем. – Нельзя водой, так хоть просто разденься да накройся чем-то теплым. Теперь понятно, почему у этого китайца учеников нет и никто не говорит, почему не стал он их учить.


«Молодец Жека, – шагая по хрустящему снегу, думал Ярослав. – А я когда узнал, что тут китаец живет, почему-то сразу подумал о Дене. Если бы не он, я бы не был таким, какой есть. А Жека не отступил! – Он засмеялся. – Помню, как он мне приказал: раздевайся и принеси три полена. Я обалдел. На улице метель, мороз под сорок, но пошел. Поэтому и оставил он меня. А насчет Женьки, выходит, ошибался. Из него выйдет настоящий человек. Ден сказал, что есть тяга к пути, значит, жить будет и все будет у него нормально. А про память он тоже правильно сказал. Он из меня солдата и мужчину сделал. Я не смог бы Женьку научить, всегда терпеть не мог умненьких слабаков. Не пойдет он в баню, характер есть у парня».


– Ты начал свой путь, – прошептал китаец. – С болью, со страхом, но ты сделал первый шаг. Путь человека – это его судьба, каждый выбирает свою дорогу. Много поворотов будет, и тебе выбирать, куда идти. Прямой путь не всегда ведет к правде. А девушка – надежный друг. – Он улыбнулся.


– С ним все будет в порядке? – взволнованно спросила Алена. – После такого можно и воспаление легких получить. А этот китаец, хунвейбин чертов, совсем, видно, из ума выжил. Такого мальчонку да на лютый мороз голышом. Совсем одурел, видать. И зачем Ярослав к нему Женю повел, – сердито посмотрела она на Артема, – неужели сам не мог?…

– Я поняла, – перебила ее Маша. – Именно Ден учил Ярослава в Новосибирской области.

– Точно, – кивнул Артем. – Ден оттуда и приехал – точнее, пришел. Сейчас он в возрасте путника, который ищет покоя вечного. Смерти, наверное. А Ярослав и мне не говорил, что знает его.

– Так он до этого его не видел, – заступилась за Ярослава Маша. – Они случайно встретились неделю назад. Да, я разозлилась. Но сейчас думаю – так и надо. Ведь Ярослав мужчина и солдат. Значит, знает Ден, что делает. Правда, в такой холод…

– Знаете, – неожиданно произнес Женя, – я счастлив. Понимаете… – Он закашлялся.

– Началось, – взволновалась Алена. – Я тебе сейчас…

– Да я просто поперхнулся, – успокоил ее Женя. – Я хочу сказать, что рад, потому что я сделал то, что не смогли другие, более сильные и решительные. А я, слабый, безвольный, – сумел. И, честное слово, мне никогда не было так хорошо. И чувствую я себя прекрасно.

– Не знаю, что у него с легкими будет, – пробормотал Яков, – но как он смеется, слышу впервые.

– Дай-то Бог, чтоб все хорошо было. – Алена перекрестилась на икону.

– Бог-то Бог, – пробормотал Артем, – но и сам не будь плох.

– Вижу старого солдата, – усмехнулся Яков.

– А почему Ярослав не идет? – спросила Алена.

– Нашла дурака, – усмехнулся муж. – Ты ж его живым без соли слопала бы за Женьку. Завтра он на разведку пришлет кого-нибудь, чтобы узнать, как тут дела, а потом и сам придет.

– Я ему все равно выскажу, – сердито пообещала Алена.

– А чего говорить-то, если все хорошо? – засмеялся Яков. – Правда, наверное, я бы не пошел. Когда Маша рассказывала, меня и то в холод бросало.

* * *

– Ну зачем ты, папа, так на дядю Сашу? – упрекнул отца Алик.

– Я тебе уже все сказал, – разозлился Данила, – и повторять не стану. А ты живи как хочешь. Это ты матери можешь сколько хошь брехать, что ты нас заберешь, боярами жить станем. Нет в тебе тепла сыновнего и никогда не было. Ты ж даже не говоришь о нас в городе-то – стесняешься, что отец твой простой таежник, а маманя еще и на ферме работала дояркой. Так что мы с тобой, сын, решили все, и давай больше про это не будем. Матери говори что желаешь, а мне твоя брехня уже поперек горла встала. Я должен был сразу понять, что ты гнилой сучок дерева Кабановых. На Машку полезли силком. Но думал, может, просто бесишься по молодости. А ты… – Он махнул рукой и вошел в дом.

– Сдох бы ты скорее, – пробормотал Алик.


«Может, все-таки позвонить маме, – лежа на перине, думал Женя. – Она не поверит, хотя и знает, что я не умею лгать. А наверное, придется учиться и этому. Ведь постоянно говорить правду нельзя. Это может быть опасно. Нет, звонить нельзя, меня кто-то разыскивает. Но зачем?»

Москва

– Я не знаю, где Женя, – сказала Ирина. – Я обидела его, и он…