Осенняя муха вмешалась в разговор, деловито жужжа возле уха Анри. Это невпопад ожила фасцина, подсаженная барону. Тембр жужжания, низкий и басовитый, говорил о многом. Но выйти на прямой контакт? Обнаружить взаимную фасцинацию – разоблачить связь, куда более тесную, чем декларировалось вначале…
Служебные заботы казались сейчас мелкими и пустяковыми.
– Что с вами? – одновременно спросили Эфраим Клофелинг и Фернан Тэрц.
* * *
– Некисло ты племяша приложил, светлость, – уважительно хмыкнул Кош.
Он швырнул связанную сестру на пол рядом с бесчувственным Германом. Волчица выворачивалась едва ли не наизнанку, силясь освободиться от пут; по ее звериному телу бежала крупная рябь, как от ветра – по воде озера. Агнешка страстно желала превратиться, но мешали веревки, крепко стягивая лапы и пасть. Опровергая собственную фамилию, волчица выглядела крупной: весом и размерами со взрослую девицу.
И как с ней Кош справился?
«Видать, сильно вас по физиономии отоварили, сударь! – ехидно отозвался внутренний подлец-голос. – Сам Кош, судя по его комплекции, в такую зверюгу превращается, что медведь от страха поседеет!»
– Укусила, зар-р-раза!
Малой еще разок пнул сестру и принялся зализывать рану на предплечье – точь-в-точь, как днем Агнешка.
– Давайте, перевяжу.
Барон сунулся в саквояж – в поисках прокипяченных бинтов, которые Любек обычно выдавал господину в немереном количестве.
– Скажите, Кош… А правда, что на хомолюпусах все зарастает, как, простите, на собаках?
– Брехня. На собаках хужей зарастает.
– Так, может, бинтовать не надо? Я о вашей руке.
– Надо. Покусала ведь, стерва!
– Отчего бы вам не сменить облик? Чтоб ускорить процесс заживления? Я, конечно, повязку наложу, но если есть более действенное средство…
– Облик сменить? Обернуться, значит?
Рыжий богатырь глядел на Конрада, растерянно моргая.
– Дык не умею я, – сокрушенно вздохнул он, с унынием разведя лапищами. – И рад бы…
– Не умеете?! – опешил фон Шмуц. – А каким же образом вы сестру одолели?
– Не образом, а веревкой. Агнешка в окно скакнуть намылилась, а я сзади навалился, скрутил и связал. Веревку-то я с собой прихватил. Как чуял: пригодится.
– Вы были в человеческом обличьи?!
– Ну да, в человечьем. Как бы я ей иначе лапы вязал? Ничего, я привычный! Не одну сеструху заломать могу, коли припрёт. Я и папашу, бывало, ломал, и дядьёв…
– Но вы оборотень? Хомолюпус?!
Не прекращая разговора, Конрад деловито приступил к перевязке. Следы от зубов были глубокие, но накладывать швы, к счастью, не требовалось.
– Ага, хомолюпус. Туже бинтуй, не боись! Ежели по родне считать: вовкулака от дедов-прадедов. Только в семье, оно… Не без урода, значит. У тебя, светлость, племяш, у нас – я. С волками жить – волком выть, а у меня с этим делом – беда! Не умею. Я по-другому оборачиваюсь, просто снаружи не видно. То дурак дураком, то умный – аж страсть! Умным интереснее, зато дураком жить проще. Кручусь помаленьку…
«Не врет!» – шестым чувством понял барон. Теперь становилось ясным, отчего рыжий детина морозил глупость за глупостью, а потом вдруг подсказывал такое, до чего обер-квизитор сам вряд ли бы додумался. Дурак-оборотень, значит?!
– А сейчас вы как? Умный – или?..
– Или дурень?
Кош призадумался, взлохматил шевелюру здоровой рукой.
– Не знаю! – объявил он и подмигнул барону с подозрительной веселостью. – Вот ты сейчас какой, светлость: умный или глупый?
– Я? Да кто ж вам такое сам про себя скажет, Кош?!
– А я, значит, отвечай? Умный ты, светлость, а дурной, вроде нашего…
– Погодите! Вас же сестра покусала! Значит, вы теперь должны настоящим хомолюпусом сделаться…
– Не-а, – лениво мотнул Кош кудлатой головой. – Не должен. Кусали меня тыщу раз… сам просил маманьку: цапни, мол!… никакой пользы…
Волчица тем временем ухитрилась освободить от веревок пасть и исподтишка грызла путы на передних лапах. Надеялась: не заметят. Наивная! На то и Бдительный Приказ, чтобы бдить. Да и любимый братец не дремал. Вдвоем с рыжим барон произвел еще одну «перевязку» – по-новой замотав пасть Агнешки, которая отчаянно сопротивлялась. На сей раз укусов удалось избежать: Конрад воочию увидел, как дурак-оборотень ломал и папашу, и дядьёв, и, наверное, пол-стаи…
За этой возней оба пропустили шум в коридоре и обернулись, лишь когда в комнату боком протиснулся Рене Кугут, опираясь на костыль.
– О, зубарь! Не спится?
– Вы с ними… справились?
– Не боись, справились! С чего они сюда ломились, не знаешь?
– Хотели забрать вот это, – барон указал на медальон, видимый в вороте сорочки.
– Медаль? Хвост облезлый! Ох, дурак я, дурак! – Кош звонко хлопнул себя ладонью по лбу. – Я ж сеструхе самолично рассказал! Как собирались на поиски, как зубаря встретили… И про медаль тоже! Агнешка мне еще про какой-то… фаллос?..
– Омфалос.
– Во-во, про ам-фаллос брякнула! Он им для мирового счастья шибко нужен.
– Господа, вы в очередной раз спасли крепундию и, скорее всего, мою жизнь. Я в неоплатном долгу…
– Да чего там…
Скрипнула наружная дверь.
– Кого там еще бесы несут?!
В коридоре затопали мерные шаги.
– Умоляем простить за прерванный здоровый сон, – прозвучало из-за двери. Слегка запоздалый, раздался вежливый стук. – Малые неживые товарищи просят у малых живых товарищей разрешения войти. Скажите малым неживым товарищам: добро пожаловать!
– Мертвецы! – дернулся Рене, едва не оглушив волчицу костылем.
– Дрейгуры, – с видом знатока поправил барон. – Не бойтесь, они мирные. Я сегодня имел удовольствие командовать парочкой: исключительно трудолюбивые и законопослушные ребята. Небось, хозяева Чуриха прислали справиться, что за шум. Входите!
– Скажите малым неживым товарищам: добро пожаловать! – упорствовали в коридоре.
– Добро пожаловать!
На пороге возник щуплый и костлявый дрейгур, как обычно, в одной набедренной повязке. Глаза ходячего покойника неприятно блестели. Виной тому, скорее всего, был лунный свет.
За спиной парламентера маячили тени еще нескольких.
– Убедительно просим малых живых товарищей вернуть важный предмет… предмет… важный. Предмет называется Пуп Земли. Омфалос. Да, Омфалос. Отдать. Просим. Очень убедительно. Настоятельно, да. Крайне.
– Хрен вам, а на ам-фаллос! – рявкнул на незваных гостей Кош. – Пшли вон!