Похоже на то.
Но ведь бас сказал, что на убийство в Хорверке никто не пойдет! Тем более на убийство короля… Или наоборот?!.. Ужасная догадка!
Рассказать Щитам? Но о чем? Что я подслушала неизвестно чей разговор, в котором шла речь о том, что Трубу, возможно, хотели убить…
Но Щиты и так знают об этом!
Нет, так дело не пойдет. Мало того, что я маленькая глупая девочка, так меня и вовсе умалишенной сочтут.
– Слушай, Мэтт, а ведь ты когда-нибудь станешь главой клана? – бесцеремонно вмешалась я в болтовню Щитов.
– Ты это к чему? – подозрительно покосился на меня Щит.
– Ну, я просто вспомнила про Крадира… По-моему, он так любит свои камни, что если бы даже родился первым – перед Терлестом, – то отказался бы от трона! – выпалила я.
– Его и воспитывали бы по-другому, к другому готовили, – начала Втайла. – Кроме того…
– Нет, подожди. Мне просто интересно. Вот ответьте мне: мог бы Крадир отказаться от трона, случись что – не приведи Крондорн! – с Терлестом?
– То есть как это? – Вся троица озадаченно уставилась на меня.
– Ну, допустим, уступить кому-нибудь престол.
– Нет, – с сомнением в голосе произнесла Втайла. – Он же сын короля как-никак…
– Ну хорошо, с Крадиром все ясно. Но неужели никогда так не бывало, чтобы король или наследник отказывался от трона? Ну, больной он очень, немощный или, к примеру, мечтает грибы выращивать – помешался на них…
– Таких лечат, если помешался, – прыснул в кулак Стради.
– Говорят, Прад отказался от трона, когда стал совсем дряхлый – он полторы тысячи лет прожил, – после некоторого раздумья признал Мэтт.
– И кому он передал Хорверк?
– Как кому – старшему сыну, кому еще? Да и тому уже под тысячу было.
– Кстати, тот всю жизнь готовился стать королем, а всего-то лет тридцать и поправил, – добавила Втайла. – Вот оно как бывает. И наследников у него не было – потом на трон сел его младший брат.
– Да? Всю жизнь ждал?!
– А чего ты удивляешься?
– Ну, у нас… Я хочу сказать, у людей сын не стал бы ждать смерти отца. Захватил бы власть. Отца – в темницу. Или в монастырь, или убил бы… Вышел бы к народу весь в слезах и сказал: «Папа скончался от удара. Я страшно скорблю». Его бы потом еще уговаривали, чтобы он королем стал.
Такая история действительно приключилась как-то в Дебокассии, я ее помнила по рассказам учителя.
– Дикие нравы! – пробормотал Мэтт. – Нет, у нас такого не бывает…
– А все-таки? Если вдруг король умер, кто-нибудь помимо сына может претендовать на трон?
– Фиона, что тебе в голову лезет! – возмутилась Втайла.
Тем временем мы дошли до Сада.
Я решила, что буду рассуждать трезво и холодно, как в королевском суде. Значит, так: никому, кроме Терлеста, смерть Вьорка не выгодна. Если только Крадиру, которому надо будет еще и брата на Бесплодные Равнины отправить. Ну нет, это уже чересчур.
А Терлест? Неужто он на такое способен?!
На обратном пути я решила рассказать гномам, как однажды провела целый день в Саду с Терлестом и Крадиром.
– Крадир такой… С ним интересно. Он внимательный, не то что этот надутый Терлест. – Я, пожалуй, немножко преувеличила недостатки наследника. – Мне кажется, он никого, кроме себя, не видит и не слышит. Себялюб.
– Ты не права, – мягко возразил Мэтт. – Я знаю, что Терлест тебе кажется не слишком-то приятным. И что тебя не жалует, но…
– Знаешь, он очень нежно любит отца, – заявила Втайла. – И не имеет ничего против тебя – девочки по имени Фиона. Но с трудом переваривает, что ты стала его мачехой. Просто ревнует.
– Что?.. – недоуменно пробормотала я. – Ты имеешь в виду…
– Фиона, ты что, не знала? – изумился Стради. – Еще когда была жива Кренна, предыдущая королева, он всем своим видом показывал: «Моя семья – это мой отец и я. Ну и Крадир. Мать моя давно умерла, и никаких других, тем более человеческих, женщин в нашей семье быть не может». Все говорят, что человеческой жене Терлеста ох как тяжело придется.
Что же это получается?
Смерть Вьорка выгодна только Терлесту. Терлест души в отце не чает. Прихожу я к мужу и тонко так намекаю, что его собственный сын желает ему смерти. А он пальцем у виска крутит. Или как там у гномов принято…
Теперь я поняла, почему не стали немедленно выяснять, кто подсунул гвизарму. Потому что версия об убийстве приходила в голову только Щитам. И те, поразмыслив, решили, что в здравом уме на это никто не пойдет. Не было таких случаев в Хорверке. Ни-ког-да.
А вдруг теперь – тот самый первый случай?..
Но зачем убивать короля? Для чего? Должен же в этом быть какой-то смысл. Но смысла губить Вьорка по крайней мере мои Щиты не видят совершенно. И гномы в доме Твана, пожалуй, тоже.
«Кто же они?» – вновь и вновь спрашивала я себя. Может, этим гномам муж поручил во всем разобраться? Но почему же тогда здесь нет его Щитов, Крадира, Сориделя, меня, наконец?!
Может, это члены какого-нибудь тайного общества любителей непознанного? Увидели, что Труба не назначил никакого расследования, и решили разобраться во всем самостоятельно. Вот теперь и подозревают всех и вся. Начиная с самых невиновных…
Тайное общество, тайное общество… Меня смущало слово «тайное». Не понимаю, от кого им скрываться? И зачем? Король никому не запрещал строить предположения, отчего он чуть было не отправился на встречу с Крондорном. Подслушивать и подглядывать у гномов не принято – так и собирались бы спокойно у себя дома. Или они у себя дома и сидят – просто какой-нибудь из Тванов был настолько любопытным, что повесил эту раковину и подслушивал, что у соседей творится?!
Тут меня осенило: если они подозревают даже меня, то, конечно, им нужно скрываться! И держать все в тайне даже от самых близких. Хотя бы потому, что они этих самых близких в первую очередь и подозревают. И, наверно, правильно делают: я вот тоже начала свои размышления с того, что это убийство могло быть нужно сыновьям мужа.
Ничего не понятно, – ясно лишь, что мне с ними по пути. Мужу сейчас не до того, Щиты не знают, что и думать, – значит, я сама узнаю, кто желал смерти Вьорку. Только стоит ли мне общаться с этими гномами, раз у них все так тайно? Думаю, что нет. Но прийти в дом Твана и послушать – приду. Надо во всем разобраться самой!
Вечером я снова была у мужа.
– Вьорк!
– Тс-с…
Король сидел на краешке кровати. Единственная зажженная свеча в высоком бронзовом подсвечнике давала неяркое голубоватое пламя. Над туалетным столиком – прямо в воздухе – висела небольшая бусина. Или горошина?