– А может, не стоит тебе, Сережа? – вздохнула та.
– Да не обижу я начальника. Он не мент, а государственная безопасность. Меня в сорок пятом ваши братья тогдашние здорово помурыжили. И били крепко. Семнадцать мне было, когда меня взяли. Плакал и на допросах и в камере, но не сломался. На себя дела, которые они вешать пытались, не взял. Да и обидно было, я ж под оккупацией был и помогал дядьке Тарасу. А он и после того, как немцы ушли, в лесах остался. Я-то откуда знал, что он в бандеровцы ушел? Пару раз носил ему жратву. Меня хапнули – ты, мол, бандеровец, говори, где ваша база и связи в городе. А я ни хрена не знаю. Ну и все. Дядьку вроде как расстреляли, а меня на двадцатку в лагеря. С учетом малолетства.
– Ну ладно, давайте за вас! – Открыв бутылку, капитан разлил коньяк по рюмкам. – Вы тоже присоединяйтесь, – посмотрел он на женщину.
– А ты ничё мужик! – оценил Сергей Дмитриевич.
Жена, вздохнув, подошла.
– Да я не пью, – смущенно проговорила она.
– Надюшка, – улыбнулся муж, – ведь тут и пить-то нечего. А такой напиток, хоть и с градусами, полезен.
– Подожди, – недовольно буркнул Лука, – а какого же черта ты меня вызывал?
– Помру я скоро, Лука, – вздохнул пожилой чукча. – А на душе черно, мучает меня кое-что… Ты слышал, как Степан?..
– Слышал.
– Правда это. Но не он там был, а я. Нас с дедом арестовали, потом выпустили. Его тот русский, можно сказать, освободил. Отец быстро умер и перед смертью просил, чтоб я нашел родных этого русского. А я не говорил никому про это. Сам знаешь, я огненную воду пил. Водка и сгубила. Всегда в страхе жил, что в ЛТП отправят или в тюрьму. Потом бросил, но про русского так и не рассказывал. Степан про него говорил. Но он ничего толком не знал, а я не поправлял. Возьми в тумбочке альбом.
Лука достал альбом и подошел к старику.
– Никому не показывал, но и не выбросил, – прошептал тот.
Лука взглянул на старика.
– Последний лист посмотри.
Лука увидел пожелтевшую фотографию бравого генерала царской армии.
– И что?
– Возьми снимок.
Лука осторожно вытащил фото и увидел, что под ним находится еще один снимок.
– Это тот, кто нас от японцев спас и которого другой русский оболгал. Это тот, который отца сумел своими показаниями освободить. Он отца попросил еще там, в сопках, найти их, отдать им фотографии и рассказать, что с ним произошло. А я не смог. Сейчас, наверное, уже и не найти никого.
– Так, дядя, – Лука сел, – давай все по порядку. А вообще-то, – он посмотрел на фотографию, – ты все это расскажешь одному человеку. Завтра вечером мы к тебе придем. Понял?
– Нет.
– Ты сделаешь то, о чем тебя просил твой отец.
– А действительно бежит, – сказал худощавый. – Спортивная дамочка и симпатичная.
– Может, ее стоит ублажить? – усмехнулся длинноволосый.
– Слушайте все, – предупредил загорелый, – притронетесь к ней, – завалю! Мне нужны ответы, а ваше дело – взять ее без грубостей, доставить ко мне и в оба смотреть, чтоб на хвост нам никто не упал. Я понятно говорю?
Россия, поселок Олений
– А ты хоть и мент, – произнес захмелевший Тарасенко, – но мужик вполне наш. Знаешь, меня по первачку обида брала – я же партизанам помогал во время оккупации, а потом дяде…
– Вот этого и не следовало делать, – перебил его тоже не очень трезвый капитан, – он же бандеровец. Да, сейчас их на Украине героями делают, а забыли, как они вместе с фашистами мирных жителей расстреливали…
– Погоди, а я вот на кого больше зла держал? Немцы, они, понятное дело, захватчики, то есть враги. Но тогда кто ж те русские из НКВД, которые и мать мою прикладом шибанули, и меня, как хряка на убой повязали? Враг народа получается я. Серега Тарасенко, семнадцатилетний парень, который хотел матросом стать. А сейчас ваша власть генералов-белогвардейцев невинно пострадавшими объявляет.
– Я тоже не пойму этого. Ну да ладно, – Юрьев посмотрел на часы, – пора мне.
– Да куда ж ты поедешь? Тебе по крайней мере пару часиков надо поспать и квасу…
– Отстал от прогресса, Тарасенко, – усмехнулся капитан. Он достал пачку таблеток, взял одну и проглотил. – Засекай время.
– И что? – Сергей Дмитриевич уставился на будильник. Капитан встал, покачнулся, нетвердой походкой пошел к дивану и рухнул на него.
– Пять минут не трогать, – сказал он.
– Тсс! – Сергей Дмитриевич приложил палец к губам.
– А если умрет? – спросила Надежда.
– Придется тебе тогда меня лет двадцать еще подождать, – хмыкнул муж.
– Вот это да! – удивился Лука. – Ну и ну! И бывают же чудеса на свете! Я даже подумать о таком не мог. Вот это…
– Что ты как попугай заладил? – сердито перебила его тетя Ольга.
– Да благодаря вам я такое сделаю!.. – Он поднял ее и поцеловал. – Мне не терпится добраться до…
– Тебя Тарасенко искал, – сообщил вошедший русский мужчина. – Обед готов? – обратился он к Ольге.
– Конечно, – улыбнулась та.
– Ты бы сходил к Сергею Дмитриевичу, – поцеловав жену, сказал Луке вошедший.
– Вот это хрен, – пробормотал пораженный Тарасенко. – Как будто и не пил.
– Наука на службе государства, – подмигнул ему Юрьев.
– Видала, жена?
– А можно хотя бы одну такую таблетку? – попросила Надежда. – А то ведь перепьет и так мучается, что я ему снова наливаю. Помалу он пить не умеет, – посмотрела она на мужа.
– Хватит, Надюшка, – пробормотал Тарасенко, – ты из меня алкаша делаешь…
– Одну дам, – сказал капитан. – Вообще-то их сейчас купить можно. Да ладно, берите все.
– Погоди, командир, – Тарасенко взял лекарство, – и что, башка не болит?
– Нет. Но желательно пару часов не пить, а то может давление подскочить. Оптимально – не пить сутки, тогда не будет никаких побочных явлений.
– Ой, спасибо вам! – Надежда поклонилась в пояс.
– А ты мужик стоящий. Вот что, – решил Тарасенко, – если сможешь, через сутки приезжай, я тебе кое-что расскажу. Сейчас, сам понимаешь, я выпивши.
– А приеду, не передумаешь?
– Тарасенко сказал – отрезал.
– Это правда, – заверила капитана Надежда, – слов на ветер он не бросает.
– Обязательно приеду! – Капитан попрощался и вышел.
– Во, блин, какую химики хреновину выдумали. – Тарасенко покосился на таблетки.
– Ты чё, батя, ворчишь? – спросил вошедший Евгений.
– Да ничего особенного, – ответил отец.