– Нахожу, – ответил он ровно. – И странно, и подозрительно. Но прокуратура пришла к выводу, что это сердечный приступ.
– А в семьдесят втором году, в Дичково? Четыре молодых офицера красят статую Ленина, и вдруг один умирает.
Полковник сидел, невозмутимо глядя перед собой.
– Что же вы молчите?
– Но вы ни о чем не спросили. Вы напомнили про несчастный случай с Дроздовым, и все. Что я должен сказать?
– Разве это не странно и не подозрительно?
– Тоже странно и подозрительно. Но и тогда военная прокуратура дала заключение, что Дрозда убило током.
– А вам не кажется странным, что подозрительные смерти сопровождают вашу компанию уже тридцать лет?
Мигунов, прикрыв рот платком, зевнул.
«Культурная, сволочь…» – подумал Юра.
– Когда кажется, надо креститься, – назидательно сказал полковник. – Только нас воспитали атеистами. Я бы попросил задавать конкретные вопросы, отвечающие духу диалектического материализма…
– Диамат мы тоже учили, – ответил Юра уязвленным тоном, как и должен, на его месте, ответить недалекий зеленый оперок, у которого амбиции заменяют опыт. – Вы с Катрановым знакомы давно?
Мигунов поднял левую руку, глянул на часы.
– С курсантских лет. Поступили вместе в Ракетное училище в шестьдесят седьмом году.
– Дружили?
– Да.
– Вам известно, что Катранов служил на ракетном полигоне в Дичково?
Мигунов посмотрел на него, как на идиота.
– Я тоже служил в Дичково… Вы же знаете наверняка. Как это мне могло быть не известно, что со мной служит мой друг Катранов?
– Отвечайте на вопрос, пожалуйста, – Юра покрутил ручку в пальцах. Играть уязвленную посредственность ему определенно не нравилось.
– Да, известно, – сказал Мигунов.
– Дело в том… – Юра прокашлялся. – В общем, на полигоне в Дичково был обнаружен сканер-передатчик. Шпионская техника. Понимаете, да? Он передавал все секреты на спутник. Поэтому сейчас все, кто проходил службу на полигоне, проходят проверку…
Мигунов молчал. Юра понизил голос.
– Знаете, где был обнаружен шпионский прибор?
– Ну, откуда же мне знать…
– В голове Ленина. В смысле, памятника Ленину. Его как раз ремонтировали. Знаете кто?
– Конечно, знаю. Многие ремонтировали. И мы в том числе. В основном, конечно, мы.
– Точно! – обрадовался Юра. – Ремонтировали, в основном, четверо: Мигунов, Семаго, Катранов, Дроздов.
Верный своей тактике, полковник никак не отреагировал. Юра тоже молчал, словно подбирая правильные слова.
– В связи с этим у меня вопрос, – произнес он, наконец.
Мигунов чуть заметно наклонил голову: дескать, слушаю.
– Вот Катранов… Ммм… Его поведение в те годы не казалось вам странным?
– Нет, – сказал Мигунов после некоторого раздумья. Потом добавил: – Обычный парень был, как и все.
И все-таки тон полковника потеплел на долю градуса, отметил про себя Юра.
– А какие у него были отношения с Дроздовым?
Мигунов дернул плечами.
– Обычные отношения… Дроздов в последнее время… перед смертью, в смысле… не очень-то был расположен к общению. Перессорился со многими…
Вот такой намек, значит. Еще теплее. Хорошо.
– И с вами перессорился тоже?
– Почему тоже? Да нет… Просто, общаться стали меньше. Служба, режим.
– А вот уже сейчас, в Москве… – Юра опять вертел в пальцах эту дурацкую ручку и заметил, что взгляд Мигунова время от времени постепенно сползает на нее. – …Катранов не заводил с вами разговоров на профессиональные темы? О том, что касается работы Службы Правительственной связи, Генштаба? О лицах старшего офицерского состава?
Мигунов задумался. Он вспоминал. Просеивал события сквозь мелкое сито. Ясно, что Катранов друг и все такое, но истина все-таки дороже.
– Ну, о работе-то мы по-всякому говорили… Не все же о бабах…
Железный полковник Мигунов вдруг усмехнулся, снижая тон до грубовато-доверительного.
– Но и с понятием государственной тайны мы тоже не первый год знакомы. Не салаги уже… Тридцать лет под особым отделом ходим, сколько циркуляров прочли, инструктажей прослушали…
– Я понимаю. Но, может, как-то случайно проскакивали факты, цифры, имена? Особенно когда выпивали? У вас вот встреча выпускников была… Там многие языки развязали… А?
Наивный капитан Евсеев очень-очень хотел услышать хоть какое-то подтверждение своим грязным и примитивным гипотезам, в порыве рвения забывая, что его собеседник в таком случае собственноручно подписал бы себе приговор за разглашение.
– Нет, не помню такого, – буркнул Мигунов.
– А вот это он вам показывал когда-нибудь?
Юра жестом фокусника извлек из стола пластиковую пластинку со срезанным углом.
– Что это такое? – Мигунов не дрогнул.
– Информационный носитель, – обтекаемо ответил Юра. – Можете взять, посмотреть. Может, вспомните…
Мигунов с любопытством повертел в руках флеш-карту, положил на стол.
– Нет, никогда не видел.
Подумал и все-таки спросил:
– Это у Катранова нашли, что ли?
Юра неопределенно пожал плечами, давая понять, что тоже знает, что такое государственная и служебная тайна.
– О бдительности позабыли в наше время, вот что я хочу сказать, – посетовал он, почти слово в слово повторяя одну из любимых сентенций своего отца. – А бдительность – нужна! Даже в разговорах с лучшими друзьями детства!
Мигунов переложил ногу, слегка развел ладонями: что ж, он не спорит, нужна… За лучшего друга детства он не оскорбился.
Юра спрятал флеш-карту в стол.
– Хорошо. Теперь распишитесь. Здесь, здесь и здесь…
Полковник поставил подписи в нужных местах.
– Ну что, уложились мы в двадцать минут? – весело спросил Юра, вставая.
Мигунов еще раз глянул на часы, пробормотал без тени улыбки:
– Почти.
Как вежливый хозяин, капитан проводил полковника до двери. Уже у самого порога, придержав рукой ручку, Юра спросил самым непринужденным тоном:
– И все-таки, как вы считаете: был среди вас в Дичково шпион?
Мигунов был на полголовы выше его и заметно шире в плечах. Скала, глыба. Вместо того, чтобы сникнуть при этих словах, как сникают картонные шпионы в бездарных «патриотических» фильмах, он наоборот – словно вырос, навис над Юрой тяжелым каменным утесом. Как знать, если все это ошибка и Мигунов чист… или достаточно удачлив и изворотлив… если так, то когда-нибудь Юра может пожалеть об этом разговоре, ох как сильно пожалеть.