Кастинский стоял в трех метрах сзади и чуть левее. «Конечно, весь успех присвоит начальство, – сказал он, когда они выезжали. – Но те, кто задерживают, тоже всегда попадают в сводку… – И озабоченно добавил: – Почти всегда». Ремнев ждал в трех метрах сзади и правее. Он тоже хотел попасть в победную сводку.
У ограды Александровского сада дожидалась черная «Волга» с гражданскими номерами и включенным движком. Восемь сотрудников на машинах контролировали выходы на Знаменку, Воздвиженку, Большую Никитскую и Тверскую улицы. Приметы Мигуновых знали все, и все, включая водителей, хотели отличиться.
Юра стоял, подняв воротник и засунув руки в карманы. Взмокшей рукой он ощупывал ПМ и чувствовал, как собирается под шапкой липкий пот. Вот она – настоящая боевая операция! Все как в кино. И все не так! Это на экране сплошь да рядом оперативники лихо бегают и удалецки стреляют, а в реальной жизни стрельба – это всегда провал, отступление от разработанного плана. Да и как стрелять в такой толпе? И как потом объяснять Кормухину и Ефимову, что застрелил подозреваемого Мигунова?! Это ведь только в кино начальники – как отцы родные: и поймут, и успокоят, и накормят-напоят…
Никакого удовлетворения он сейчас не испытывал: только дикое напряжение и звон натянутых нервов. Весь организм работал в режиме мобилизации: глаза сканировали толпу, препарировали каждого, прожигая насквозь, отыскивая среди пестрой человеческой мозаики сливающиеся с ней чуждые элементы.
И еще было нетерпение. Он шел к этой минуте, как альпинист к своей вершине, который целый год готовит снаряжение и маршрут, прикупает потихоньку тушенку и крупу, договаривается по телефону с проводниками, заранее просчитывает каждый свой шаг на этом пути и хранит в самом дальнем кармашке рюкзака заветный вымпел, который он закрепит на покоренном им пике… Если, конечно, пик покорится!
Только почему-то не оказалось при нем никакого вымпела, пуст кармашек, и не было радостного предвкушения, больше того, еще в машине, по дороге сюда, появилось неприятное ощущение, что все рухнуло и ничего не выйдет. И хотя все вроде идет хорошо: сопровождаемые «наружкой» Мигуновы, ничего не подозревая, движутся прямо к нему в руки, может, даже улыбаются друг другу, довольные спектаклем; но неприятное чувство не проходило. Наверное, нервы. Это ведь его первое задержание.
Снова рация.
– Ну, взяли? – раздраженно спросил Кормухин. – Что вы там дрочитесь?!
– Ждем. Выходят. Уже вижу.
В темной толпе под сводами Кутафьей башни вспыхнул белый с черным шарф. Вспыхнул и опять исчез. Юра подобрался, напружинился. Тут же увидел его снова. И шарф, и очки, и фуражку, и меховой берет, и оранжевую сумочку, а потом и яркие красивые сапоги рассмотрел. Интересно, какие у нее ноги?
Чета Мигуновых неспешно выходила из башни, обгоняемая другими, более торопливыми зрителями. Они о чем-то беседовали – Юра видел склоненные друг к другу головы, видел, как он слегка жестикулирует левой рукой в перчатке, правая согнута в локте, чтобы супруге было удобнее за нее держаться.
Юра сдвинул шапку набок. Это условный знак напарникам.
– Контроль, «объект» вижу. Принимаю, – передал он по рации.
– Мы снимаемся, – буркнул Макагонов.
Юра пропустил Мигуновых вперед и поплыл в толпе следом за ними. Кастинский и Ремнев поплыли впереди и по сторонам. Еще наслаждающиеся свободой Мигуновы, ничего не подозревая, оказались в треугольнике несвободы. Невидимая линия уже отделила их от остальных людей. Сейчас она материализуется и будет все утолщаться и утолщаться, превратившись, в конце концов, в толстые стены, решетки и колючую проволоку.
В очередной раз ожила рация.
– Взяли?! – зло спросил Кормухин.
– Да, – опережая события, сказал Евсеев. – Через минуту доложу подробно.
Толпа редела. Кастинский обернулся, ловя Юрин взгляд. Что это он такой бледный? И Ремнев обернулся – он, наоборот, багрово-красный. Юра кивнул: берем.
Когда Мигуновы стали спускаться по лестнице, треугольник начал сужаться. Юра ускорил шаг. Рука в кармане отпустила мокрую ручку пистолета и нащупала удостоверение. Раз, два, три… Все! И вот он уже рядом, совсем близко, он слышит легкий коричный запах туалетной воды и тонких нежных духов, он деликатно и твердо останавливает жестикулирующую руку Мигунова, крепко берет под локоть, плавно замедляет его неторопливый шаг и твердо выговаривает слова, мысленно отрепетированные давным-давно, долгожданные волшебные слова, мигом меняющие все вокруг:
– Федеральная служба безопасности. Вам придется пройти с нами, граждане.
Одновременно Кастинский берет под локоть супругу Мигунова, а Ремнев – молодец! – блокирует свободные руки обоих.
– Но позвольте… Это ошибка! – негромко, как-то даже доверительно сообщает Мигунов.
– Сейчас мы во всем разберемся. Вот сюда, пожалуйста…
Мигуновы оглядываются друг на друга, Юра не видит выражения их лиц, но они послушно идут с ним к ограде, где, урча двигателем, стоит эфэсбэшная «Волга», и двое оперативников уже выходят из салона навстречу, у одного непрерывно шевелятся губы – он докладывает обстановку в скрытый микрофон.
– Вы явно ошиблись, товарищи, – повторяет Мигунов с непонятной для Юры доверительностью и даже веселостью в голосе. – Не хотите взглянуть на документы?
Он держится на удивление спокойно и вежливо протягивает Юре два паспорта в прозрачной обложке, через которую видны распластанные орлиные крылья – правда, у орла почему-то всего одна голова, и цвет паспорта почему-то черный… Юра берет документы и ведет Мигуновых дальше – там, рядом с оградой, в луже света торчит чугунный фонарь в старинном стиле. Он останавливается, не доходя до машины, прямо под фонарем, кивает оперативникам: все в порядке. Те застывают на месте. Застывают и Ремнев с Кастинским. Они еще ничего не знают и не понимают.
Но Юра уже понял.
Задержанные стоят перед ним, держатся свободно и непринужденно. Мужчина улыбается и смотрит Юре в глаза, очень довольный. Здесь светло, и совсем необязательно открывать паспорт, чтобы наконец убедиться, что это никакой не Мигунов, не полковник и не ракетчик, а женщина, которую он по-прежнему галантно поддерживает под локоток, – никакая не полковничья жена. Оболочка, то бишь одежда – их, мигуновская, наблюдатели не могли ошибиться, да и сам Юра тоже не слепой, все внешние приметы совпадают. Ну и что дальше?
Лихорадочно соображая, он все-таки открывает черные книжицы, которые для спецслужб всего мира, кроме ЦРУ, разумеется, – что-то вроде фурункула на заднице.
Юнайтед Стейтс оф Америка. Дипломатический паспорт США. Выдан на имя Филиппа Дэвида Монроуза, такого-то года рождения. Внутри карточка аккредитации сотрудника технического отдела посольства США в Москве. Второй диппаспорт – на имя Марии-Анны Бинтли и карточка сотрудницы отдела культуры и печати в том же самом посольстве.
У Евсеева вытянулось лицо. Ремнев с Кастинским отвалили челюсти. Наступила тяжелая пауза.