– Ну ладно, ладно… А то сейчас заревешь! Просто мне за сына обидно! Все, идите мойте руки!
Артур увел дочку в ванную.
– Ась, бабушка старая уже, у нее свои представления… Ты на нее не сердись!
– Ладно, только я все равно мамину маму больше люблю.
И я тебя понимаю, сказал про себя Артур. А вслух предостерег:
– Только не вздумай сказать это при бабушке.
– Что ж я, дура конченая?
Несмотря на субботу, Глеб Витальевич вернулся домой только около семи. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что дома его ждет Наташа. Каждый раз он машинально вытаскивал из кармана ключи, но потом, опомнившись, звонил. Ему так нравилось, когда она распахивала дверь и кидалась ему на шею. Сердце сладко и радостно замирало.
– Глеб! Наконец-то! Ты голодный?
– Как зверь!
– Иди мой руки!
– А мы что, вдвоем ужинаем?
– Ну да! Аська у отца, а Леня в консерваторию пошел.
– Хорошо! Родная моя!
– Садись! Суп будешь?
– Погоди! Дай на тебя насмотреться…
Он взял в ладони ее лицо.
– Ну вот, а теперь корми мужа! А какой суп?
– Грибной, по рецепту Женькиной жены.
– Что-то новенькое?
– Да. Вот, попробуй! И положи сметану!
– Ох, и правда, как вкусно! А ты почему не ешь?
– Не хочется.
– А ты почему так на меня смотришь?
– Знаешь, это такое счастье – кормить любимого мужчину… У меня вчера была писательница Мельгунова. У нас хороший разговор получился… Так вот она сказала, что в ее первой книжке редактор самовольно поменял ей слово «кормить» на слово «угощать», а речь шла именно о любимом мужчине… И смысл не только этой фразы, а всей сцены исказился, из-за одного слова… Она сказала, что, обнаружив это в книге, горько плакала…
– Она права. Одно слово так все может поменять. А в целом удачная была съемка?
– Очень! Мне было легко и приятно с ней общаться, зато Каратаева всю душу из меня вытянула. Чуть что в слезы. И об этом говорить не хочу, и об этом не желаю… И жалко ее, с одной стороны, а с другой… Зачем шла на интервью? Понимала же, что вопросы будут непростые… Хорошо еще, это была последняя съемка вчера…
– Ты вчера ничего не говорила. Просто сил не было?
– Не было, Хлебушек, не было.
Он рассмеялся.
– Мне так нравится, что Аська меня Хлебушком зовет. Да, я вот тут подумал… Насчет ее музыки. Может, стоит показать ее какому-нибудь опытному педагогу? Мало ли что Леньке померещилось, а мы девчонку зря мучить будем?
– Почему зря? Во-первых, она жаждет, а во-вторых, ты не доверяешь своему сыну?
– Ну… Доверяй, но проверяй, этого еще никто не отменял.
– Глеб, но ведь Леня не утверждает, что у нее абсолютный слух, и готовить из нее музыканта мы тоже не собираемся. А вот позаниматься музыкой для развития слуха и для общего развития очень даже полезно.
– Ты как всегда права!
Тут в дверь позвонили.
– Аська!
Наташа побежала открывать.
– Мамуля! Это я!
– Тебя папа привез?
– Да! Сказал, что спешит, посадил меня в лифт и ушел. А Хлебушек дома? Тут ему конверт, в ящике лежал!
– Настасья пришла? – донесся из кухни голос Глеба Витальевича. – Беги сюда!
– Привет, Хлебушек! Тут тебе письмо!
– Настасья, ты есть не хочешь?
– Ни за какие коврижки!
– Тогда свободна!
Девочка убежала.
– Глеб, что за письмо?
У Наташи вдруг противно засосало под ложечкой.
– Пока не знаю. Я потом посмотрю. Наверняка какая-нибудь муть. Наташка, а ты чего побледнела?
– Глеб, мне почему-то страшно…
– Страшно? Чего ты испугалась, дурочка моя?
– Мне кажется, там какая-то пакость.
– Ладно, я сейчас его вскрою. Ну-ка, что там такое?
– Погоди! Глеб, тут же нет почтового штемпеля, и адрес написан печатными буквами… Не вскрывай его! А вдруг там какая-нибудь зараза или вообще… Позвони Довжику!
Довжик был начальником отдела безопасности на канале.
– Наташка, не сходи с ума! – он прощупал конверт. – Там, похоже, какие-то бумаги.
И он решительно вскрыл конверт. Вытащил оттуда несколько фотографий.
– Что за бред? – нахмурился он.
На снимках был изображен Глеб Витальевич, держащий в объятиях полуголую молодую девушку.
– Глеб, что это?
– Сама видишь. Попытка компромата. Но этим фотографиям как минимум лет шесть.
– Дай-ка сюда! Да, ты тут значительно моложе выглядишь. И, как я понимаю, эти снимки предназначались для меня. Мне и вправду это неприятно, но у меня все же хватает ума понять, что тогда ты даже не подозревал о моем существовании. А что за девица?
– Да была одна… Но беда в том, что она действительно «была». Года три назад погибла в автомобильной аварии.
– А я даже догадываюсь, кому пришла в голову эта гениальная идея.
– И кому же?
– Твоей бывшей. Это ее стиль – выследить, собрать компромат…
Глеб Витальевич растерянно смотрел на Наташу. Она подскочила к нему, выхватила из рук фотографии, порвала и выкинула в мусорное ведро.
– Наташка! – улыбнулся он. – Ты ревнуешь?
– Да, как это ни глупо. – Она подошла, ткнулась носом ему в грудь. – Я же люблю тебя. С каждым днем все сильнее… и ужасно… просто ужасно боюсь… Она на этом не остановится. Она тебе мстит.
– Да ерунда! Думаю, это что-то другое. В противном случае письмо адресовали бы тебе. Ты ведь могла даже не увидеть эти снимки. Да и зачем Людмиле так глупо и мелко пакостить? Она получила все, что хотела. Свободу, дом, квартиру в Майами. Она еще молодая красивая баба, устроит свою жизнь.
– Да, Глеб, я вот еще хотела спросить… Помнишь, весной, когда мы пили кофе на балкончике…
– Как не помнить.
– Так вот, ты тогда сказал, что у тебя за городом две кошки и кот. Где они? Она их взяла?
Он помрачнел.
– Да, да.
– Глеб, ты врешь!
– Просто не хотел говорить… И прошу, не говори мальчишкам…
– Господи, что она с ними сделала?
– Усыпила. Знала, как я их обожаю.
– Но зачем?
– Просто назло.
– Глеб!