– Извините, это не вам. Задержание произведено, вызываю милицию.
– Молодец, Володя, я уж решил, что ты провалил дело! – радуется Лазаренко. – Направляю машину к дому. Сотрудники предупреждены.
– Все в порядке, малыш! – Волк пытается улыбнуться и протягивает руку, чтобы успокоить ребенка, но тот шарахается: обе руки перепачканы кровью.
* * *
– Где Черепаха?! Куда она делась?!
Лицо полковника Троепольского побагровело, на щеках проявились точки проросшей за день щетины. Волк слышал про разносы, которые глава отдела НН [33] устраивает подчиненным, но обычно их жертвами становились начальники отделений, звеньев, в крайнем случае бригадиры... До руководителей групп полковник никогда не опускался, а рядовой наблюдатель находился в его кабинете впервые.
– Она не вернулась домой! Ты упустил ее, и мы не знаем, куда она дела эту проклятую рукопись!
– Виноват, товарищ полковник...
Волк переступил с ноги на ногу. «Стой и молчи! – напутствовал его Лазаренко. – Смотри в пол, кайся и говори „виноват“. Тогда, может, и пронесет...»
– Вначале все шло нормально... Если бы не Душитель...
– Ты что, в милиции работаешь?!
– Не в милиции, но... Его искали шесть месяцев, он только в Москве задушил четырех мальчиков... Если бы я не вмешался – задушил бы пятого.
– Ты соображаешь, что говоришь?! – окончательно разъярился Троепольский. – Да плевать мне на твоего Душителя и то, что он делает! Мы выполняем работу государственной важности, а ты бросаешь ее и гонишься за милицейским объектом! И этим оправдываешься!
– Извините, товарищ полковник! – На этот раз тон Волка был твердым и холодным. Такой же, как и взгляд, упершийся прямо в выпученные, с красными прожилками, глаза начальника. – Тут не в чем оправдываться. Если бы мне сто раз пришлось выбирать между жизнью мальчика и какой-то бредовой рукописью, я бы сто раз выбрал мальчика! И любой нормальный сотрудник, любой человек с совестью поступил бы именно так!
– Ты хочешь сказать... Ну ладно!
Полковник внезапно успокоился и за уголок поднял лежащий перед ним лист бумаги, исписанный почерком Волка.
– Это что?
– Мой рапорт о предстоящем контакте с иностранцем. Как положено...
– Но ведь этот Урбано Маркони – твой родственник! Разве положено сотруднику нашей службы иметь родственниками иностранцев?
Волк тяжело вздохнул. Боевой дух угас – крыть было нечем.
– Что тут поделаешь... Он отец моей жены, и он на неделю приезжает в Москву.
– Кажется, я знаю, что тут надо поделать! – многозначительно сообщил Троепольский. – Можешь идти!
Хотя никаких уточнений не последовало, смысл обещания-угрозы был совершенно ясен.
– Он меня уволит, – подавленно сказал Волк ожидавшему в коридоре Лазаренко.
– Хрен ему! – капитан находился в гораздо лучшем настроении, чем пятнадцать минут назад. – Во-первых, оказалось, что ты блестяще нейтрализовал Черепаху! Ее увезли в больницу с сердечным приступом, рукопись в сумке залило молоком, ничего не разберешь, наши даже не стали ее изымать! Все чисто!
Волк поморщился.
– А во-вторых, милицейский генерал написал нашему благодарность за Душителя и попросил тебя поощрить!
Старший группы обнял младшего наблюдателя за плечи и доверительно прошептал:
– Хотя изувечил ты его основательно – три часа без сознания! – И обычным голосом спросил: – А чего ты такой хмурый? Не рад, что ли?
– Не знаю. Ведь все это я сделал еще вчера. Чего сегодня радоваться? И потом, старуху жалко...
– Жалко?! – изумился Лазаренко. – Ну ты даешь!
* * *
Серж жил в элитном кооперативном доме из желтоватого кирпича. Волк внимательно осмотрел клавиатуру кодового замка, острый глаз без труда нашел три клавиши, потертые больше других. На первой же комбинации механизм щелкнул.
В подъезде пахло покоем и достатком, на подоконниках стояли горшки с цветами, яркие лампочки не оставляли места вечерним полутеням. Волк пешком взбежал на четвертый этаж, осмотрелся и дважды позвонил в нужную квартиру.
Дверь обита красивой бордовой кожей, латунные головки гвоздей гармонируют с латунным номером и латунным ободком «глазка». Глухой звук звонка наводит на мысль, что дверь двойная. Значит, сразу воспользоваться «глазком» нельзя.
– Кто? – раздался знакомый голос,
– Волк из Рохи Сафед.
– Ты один? – голос казался напряженным,
– Один.
Было слышно, как распахнулась внутренняя дверь, потом наступила пауза: незваного гостя рассматривали в искажающий окуляр «глазка». Раздался щелчок, лязгнули запоры. Стальная дверь тяжело приоткрылась. Серж мгновенно окинул взглядом площадку и лишь затем посмотрел на Волка.
– Как ты меня нашел?
Лицо старого товарища не выражало ни радости, ни удивления, черты его застыли, будто покрытые тонкой корочкой льда. И голос тоже дышал холодом. Он был в костюме и правую руку держал под полой пиджака. Волк понял, что первый щелчок был звуком пистолетного предохранителя.
– Мама дала адресок.
Серж криво улыбнулся и вынул руку.
– Ну, заходи. Только, знаешь, я спешу.
– Жаль. Я думал – угостишь старого друга, вспомним Рохи Сафед, Африку...
– Надо бы. Но в другой раз – сейчас у меня важные дела...
Волк прошел в комнату, не раздеваясь сел на кожаный диван, осмотрелся. Квартира сына явно отражала вкус его родителей. И немалые материальные возможности.
– Следующего раза не будет.
– Почему?
– Потому что тебя убьют. Заберут камни и убьют. И тебя, и Гаврилова, и Арчила. Асташин приказал.
Холодное лицо Сержа на миг исказилось.
– Ах суки! Я нутром чувствовал подлянку...
Правая рука вновь метнулась к поясу.
– А ты кто?! Из ихних? Или из мусорских? Если твои здесь, то ты ведь меня знаешь!
– И ты меня знаешь. Хера пугать друг друга? Если бы тебя брать хотели – лежал бы уже в браслетах с расквашенной мордой. Один я.
– Тогда почему пришел? Прознают – выгонят, а то и под трибунал отдадут...
– Не знаю. Пришел, и все. Наверно, не хотел, чтобы тебя в яму закопали.
Серж секунду помолчал, потом ледяная корка растаяла, лицо ожило, он перевел дух.
– Я уж решил – все, кранты! Или те, или эти... Потому что просто так, сам по себе, ты никак у меня объявиться не мог...
Из массивного серванта он достал красивую бутылку и две рюмки, привычно плеснул в них светло-желтой жидкости.