О том, что я должен везти Бабрака Кармаля, мне сообщили за два дня. Более всего волновалось начальство. У Кармаля был свой самолет, но по каким-то причинам он перестал доверять своим летчикам. Маршрут полета держали в секрете. Подобную же задачу получили и в эскадрилье «советников», обслуживающих советский дипкорпус при правительстве.
«Скорее всего, полетит „советник“, — рассудил я, — нас же привлекают на всякий случай, как дублеров. Нам дали на подготовку один день. На стоянку я шагал вместе с молодым особистом, уже успевшим получить капитана. Он напутствовал меня: „О Кармале — ни слова, даже своему экипажу. Обычный вылет…“»
У самолета стояли Большаков, Санников и начальник политотдела Аратунян. Особист подошел первым, протянул руку командиру. Большаков не заметил его жеста, повернулся к Пал Палычу, что-то объясняя ему. Нагловатый капитан взял Большакова за локоть по-свойски, вроде они только что встали из-за стола: «Товарищ полковник…»
— Товарищ капитан, — перебил его командир полка. — Вас где-нибудь учили субординации? Старшему по званию руку не подают!
Потом повернулся ко мне:
— Дрозд. Сейчас подвозят комиссионное [27] топливо, заправляешься и переруливаешь на дальнюю стоянку, за полосой… Там сдаешь самолет под охрану, а утром, в шесть ноль-ноль — взлет. В четыре часа быть на стоянке.
— Сколько брать топлива?
— На час полета. На Хост и обратно.
Хост — это рядом с Кабулом, расчетное время — тридцать минут полета.
Оставалось решить вопросы с посудой, с едой. Комбат заверил: утром все будет. Он сокрушался — единственная официантка, пригодная обслужить человека такого ранга, заболела.
— У меня есть кандидатура, — предложил я, — она работает медсестрой, когда-то была стюардессой (пришлось соврать). Сухачев возражать не будет…
— Хорошо, — согласился комбат.
Переделав все дела, я поспешил в деревню получить согласие Ани. Как всегда, дверь была закрыта, но сейчас колыхнется занавеска на окошке… Занавеска дрогнула, спустя минуту дверь открылась.
— Аня, ты опять в одиночестве, и опять с книжкой?
— С книжкой не бывает одиночества. А ты с неба спустился?
— Нет, хочу взлететь, и не один.
— А с кем?
— С тобой можно?
— Шутишь?
— Нет, серьезно. Я прибежал к тебе за этим. Нужна стюардесса. Завтра везем «высокое» лицо. Согласна? С Сухачевым обговорим.
— Я готова. Если это не розыгрыш…
— Нет, сейчас не до шуток. Туфли есть на каблуке?
— Есть.
— Ну и платьице какое-нибудь, соответствующее… В четыре утра забегу за тобой.
— Хорошо… Какой ты черный… Как араб.
— Еще бы. Весь сезон на пляже… Ну, до завтра.
Авиашоу, как назвал событие большой значимости для пятидесятого полка мой правый летчик, началось для нас с пяти утра. К этому времени самолет был готов к полету, укомплектован выпивкой, едой, стюардессой, экипажем. В пять часов подкатил на «Волге» «советник», генерал Сафонов. Живой и подвижный, словно мальчишка, в свои пятьдесят.
Жал руку, улыбался, расспрашивал… Но вот я вижу, как улыбка медленно сползает с его лица: «Хост, какой Хост? Мы должны лететь в Герат».
— Нам все равно, можно и в Герат, но тогда нужно больше топлива, и поскольку в Герате его нет, надо заливать по заглушку, — терпеливо объясняю генералу.
— Командир! Что за бардак! Какую вам поставили задачу?
— Хост, — коротко бросил я, — и обратно.
— Где командир полка? Срочно вызывайте заправщик…
Представление начиналось. Через пятнадцать минут прибывает заправщик, но топливо в нем — не «комиссионное», то есть не прошедшее проверку в лаборатории. Большаков, прискочивший на «газике», сам отправляется в автопарк, прихватив с собой водителя с заправщика. Рассвет, подсвечивая охлажденный за ночь воздух, рисует силуэты машин, выплывающих из дымки: это «кэпээмки». Проволочными катками они чистят стоянку. Песок и пыль летят из-под них, делая воздух вокруг серовато-пепельным… Какой идиот дал команду убирать стоянку именно в это время?
Вчера нашу «пятерку» полдня скребли и мыли мылом… Но это еще полбеды. В такое время водитель мог уснуть за рулем, а в плохую видимость наехать на самолет можно не засыпая, как это случилось совсем недавно на стоянке: разворотили носовой капот вместе с локатором. Две машины уже прошли в опасной близости, и третью я принимаю решение остановить. Солдатик увидел меня перед собой в каких-то десяти метрах. Удивляясь, кто это там кричит, размахивает руками, тормознул. Машина стала как вкопанная, в следующий миг я стою с ног до головы мокрый: люк наверху водовозки открыт, и из бочки, подчиняясь законам инерции, вылетела сотня литров освежающей воды.
— Разбумбай-мамай губастый, кто тебя учил так ездить? — кричу я на солдата, появившегося из кабины, и наконец до меня доходит, какое жалкое зрелище я представляю со стороны. Замолкаю. Продолжать приходится ровным голосом:
— Забирай все до одной машины и отправляйтесь в автопарк. Ясно? Скажешь, приказал командир полка Большаков. Выполняй!
Сухой комбинезон мне притащили через пять минут, но под носом самолета, прямо возле входной двери, растекалась громадная лужа, как раз в том месте, где от катков образовался небольшой бруствер пыли… В результате среди сухого материка стоянки — единственное болото с грязью, через которое нельзя переступить в туфельках. На циферблате двадцать минут шестого. Подкатывает «комиссионное» топливо. Заливать предстоит 10–15 минут. Еще 7–8 минут — слить отстой…
А Кармаль может появиться и в половине. Что делать с лужей? Застелить ее чехлами? Снова подает голос Сафонов. Оказывается, он паникер.
— Провалили! Все провалили… Ребята, вы же везете генсека НДПА, ведь, если что — доложат Брежневу! Неужели непонятно?
— После разберетесь, товарищ генерал, — буркнул я, неизвестно откуда набравшись храбрости (наверное, после холодного душа). — Лучше давайте своих людей, толкаем самолет назад.
Собрав водителей и провожавших, мы облепили «антон» и уперлись в него. Небольшой уклон в сторону хвоста позволил нам раскачать самолет и сдвинуть его с места. Уже заправленные, мы откатились назад. В этот момент вдалеке показался кортеж черных машин. На часах было пять часов сорок пять минут…
Кармаль выходит из машины и со своей свитой направляется к нам. Я никогда не видел его: небольшой щупленький человек в черном костюме приближался уверенной походкой.
— Равняйсь! Смирно! — командую я экипажу. — Товарищ Генеральный секретарь Народно-Демократической партии Афганистана! Экипаж и самолет к вылету готов!