Серебряков — дурак. Развернул бизнес вширь. Пускает тарелки свои в магазины для бедных. Ну, черт с ним, не для бедных. Для среднего класса. Так российского же, для которого кредитный «Лансер» — уже признак состоятельности. А надо сосредоточиться на бизнесе для элиты. Надо стать для нее важным и полезным… в то же время не задевая интересов «чекистов».
Хотя, с другой стороны… Опора на растущий средний класс — в этом есть что-то… Надо подумать.
Нет, с китайцами он молодец, с китайцами он хорошо пробился. Но надо бы еще и англичан, чехов, немцев через себя пропускать. Удавить всех, кто сегодня с ними торгует. Самому на канал сесть. Серебряков этого то ли не понимает, то ли не в состоянии исполнить. А потому надо бы его ухватить за самые… Тестикулы, вспомнил Владимирский медицинский термин. По поводу вспомнил, кстати. О медицинской операции речь и пойдет. Об ампутации этих самых тестикул. Чтобы был наш Серебряков сродни евнуху в гареме — управляет, но сам ни разу не… не может. Не опасен, стало быть. Стоит на страже хозяйского добра, которым сам попользоваться не в состоянии.
Надо будет Лариске еще раз на это намекнуть. Пусть порадует такая будущность мужа ее противницы. А с той уж потом девчонка пускай сама разбирается. От имени любимой жены господина…
— Все, деточка, иди. Спасибо, — махнул рукой Владимирский.
Арфистка остановилась на полузвуке, поднялась со своей скамеечки, сделала реверанс и упорхнула.
Многие подсмеивались над этим обычаем банкира — перед важными совещаниями собираться в зимнем саду и слушать арфу. Кто-то считал его оригиналом. Чем, собственно, косвенно работал на Владимирского: тот был убежден, что в истории останется не то, сколько денег он сделал или какие проекты поднял, а вот эти милые чудачества.
Современники многого не понимают. Но только впоследствии в истории остается не тот, кто подсмеивался, а тот, над кем подсмеивались. «Замечательные чудаки и оригиналы постсоветской России» — такую книжку хотел бы видеть Владимирский. И чтобы в ней одним из главных героев был он. В смысле — героев-оригиналов. А чудаками чтобы выступали его соперники. И просто люди, которые ему не нравятся.
Это, в общем, очень просто — остаться в истории таким, каким хочешь ты сам, и оставить в ней своих врагов такими, какими очень не хотелось бы им быть. Достаточно только немного сместить акценты.
Владимирский потому и не приступал пока к этому книжному проекту, что искал такого прожженного журналюгу, который бы столь невинно, но умело расставил акценты, чтобы никто ни к чему придраться не мог. Но всей публике все было бы ясно про всех.
Но он пока что видел только сплетников. Ума большого не надо, чтобы изобрести статью на тему, как плохой юный певец Федя женится на знаменитой пожилой певице Гале в сугубо коммерческих видах. Куда больше ума надо, чтобы изобразить этот мезальянс настоящим счастливым браком… мягкой ретушью нанеся несколько черточек, достаточных для умного, чтобы понять реальную картину.
Нет, Владимирский искал умного мастера. А до тех пор держал свой проект под спудом. Впрочем, информацию набирал без устали. И работал и на свой будущий имидж в истории.
И арфа — это хорошо. Тем более забавно, что начиналась она с пустой, в общем, шутки. Когда-то давно он случайно подсмотрел сценку в каком-то фильме. Братки проводили то ли встречу, то ли обед, он уж не помнил. А перед ними на арфе играла обнаженная музыкантша.
А Борис Семенович тогда как раз с кем-то выпивал. И они с нетрезвых глаз решили, что заведут себе такой же обычай. Завел его, правда, один Владимирский. Партнера его тогдашнего застрелили в собственном подъезде год спустя. Сдержал слово, что называется. Специально купил арфу. И затем с некоторым даже исследовательским интересом нанимал исполнительниц поиграть голыми перед ним и его командой.
Соглашались все. Вопрос был только в суммах. Однако самого его хватило всего на три, то ли четыре раза. Он все-таки был человеком с эстетическим чувством, а тут никакой музыки девочки изобразить не могли. Не о том думали, понятно. Да и сам процесс, откровенно говоря, наскучил. В конце концов, ничего нового на женских телах не открывалось. А постоянно делать одно и то же, чтобы только потешить гормоны, — так он уже не мальчик.
Так что эротику отставили. А арфа осталась. И через какое-то время Владимирский распорядился внести ее в зимний сад в своем офисе и за вполне пристойные деньги стал приглашать исполнительниц поиграть что-нибудь для души. В одетом виде. Даже в концертном платье. А затем распорядился сделать это обычаем. Частью фирменного стиля. Не перед обычными летучками, конечно, но перед каждым важным совещанием они с членами правления отдавали по десять-двадцать минут прослушиванию музыкальной классики.
Это хорошо настраивало на работу, был убежден Владимирский.
— Итак, господа, — произнес он, когда артистка, шурша платьем, покинула помещение. — У нас с вами сегодня на повестке дня тема, возможно, и не относящаяся непосредственно к нашему основному бизнесу, но тем не менее небезынтересная.
Хочу сразу оговориться, что к банку она никакого отношения не имеет. Хотя впоследствии мы его подключим к этому делу неизбежно. Но пока будем считать это новым проектом…
В кабинете сидели самые доверенные: первый заместитель по правлению и стародавний партнер Догилевич; заместитель по общим вопросам — проще говоря, его «дубинка» в банке — Алиев; главный юрист Нагонченков; финансовый директор Вайнштейн; личный помощник Загалатий и начальник службы безопасности Логовенко. Последнему, впрочем, не всегда давалась привилегия участвовать в таких вот, в узком кругу, совещаниях. Но на данный момент именно он обладал важной частью информации.
— Значит, так, — продолжил Владимирский. — Я тут уже некоторое время приглядываюсь к тому, чтобы нам как-то диверсифицировать свой бизнес. А проще говоря, хочу я заняться фарфором.
Догилевич хмыкнул.
— Что не так? — резко повернулся к нему босс.
— Да нет, ничего, в общем, — протянул первый зам. — Просто ты как-то так официально начал… Я уж подумал, что такое?
— «Такого» — ничего, — отрезал Владимирский. — Считай, это моя фантазия. А официально начал потому, что решение уже принял.
— Но почему именно фарфор? — удивился Вайнштейн. — Там возни много, а рынок узкий. Спрос предсказуемый, ограниченный. Это все равно что в алмазы лезть. Все квотировано, лишнего не вбросишь — подорвешь спрос. Нет, это я спонтанно говорю, вопрос не изучал, — заюлил он, видя тяжелый взгляд шефа.
— Это я знаю сам, — сухо проговорил Владимирский. — Но кое-кто на этом рынке очень неплохо поднялся. Хочешь знать, как?
Он кивнул Косте. Тот откашлялся:
— Есть такой Серебряков. Немногие слышали, да и немудрено. Ниша. Направление деятельности узкое. Но в общем среди специалистов известен.
Начинал так себе, ничего особенного. Можно сказать, свой свечной заводик был. Поначалу занимался всем, но потом «накрыл» небольшую мастерскую экспериментальных керамических форм. Ну, там различные светильники, вазочки, украшения… Все умирало, потому что продавать не умели. А он проникся интересом. Пару заказов пристроил немцам, потом вышел на постоянную линию с ними. Тем временем организовал сбыт по России, перестроив производство. Далее то ли он на украинцев вышел, то ли они на него — стал дилером Коростеньского завода. Постепенно стал дилером еще нескольких. Одновременно выстраивал собственное производство на испанских и английских технологиях.