— Примерно десять лет жизни. Корбелл поразился:

— А мне казалось, что ты потратила не меньше века!

— Мне не повезло. Когда Дети вытащили меня из вневременной тюрьмы, они пообещали мне найти бессмертие диктаторов. Мне ничего не оставалось, кроме как поверить им, а они солгали.

— В больнице было хранилище… Норна рассмеялась.

— Такое хранилище есть в каждой больнице в каждом городе, что еще остались на Земле. Я все их обыскала. В тех местах, которые не грабили, остались только яды. Годы и влажная жара разрушили лекарства.

— Расскажи еще что-нибудь. Что ты узнала о бессмертии диктаторов после высадки и до тюрьмы?

— Почти ничего. Только то, что оно было.

— Все равно расскажи. Я не хочу терять время, повторяя твои ошибки.

IV

Дети уже ждали, когда Мирелли-Лира спускалась из космического корабля. Вначале она решила, что они — результат программы Государства по выведению нового человека. Дети вели себя сдержанно и с достоинством, они четко выражали свои мысли и демонстрировали взрослую мудрость, которую Мирелли-Лира вначале приняла за высочайший интеллект. Потом она поняла, что такую мудрость дают многие века жизненного опыта.

Она никогда не видела таких, как они, а они — таких, как она. В мире Детей жили и взрослые, но это был отдельный вид. Ни с кем из них Мирелли-Лира не встречалась, знала только, что их всего несколько тысяч, все — бывшие диктаторы. Эти взрослые пользовались средствами диктаторов для достижения бессмертия и жили отдельно от Детей.

Детей — Мальчиков и Девочек вместе — на планете были миллиарды. Тогда она не обратила на это особого внимания, но потом припомнила. Ее судили по законам ее Государства за измену. У нее сложилось впечатление, что весь суд был спектаклем, разыгранным для увеселения самих же Детей; впрочем, возможно, эту мысль ей подсказала паранойя. Дети были пунктуальны, не смеялись над ней и строго соблюдали законы, изданные семьдесят тысяч лет назад. Сама Мирелли-Лира тоже хранила достоинство, о чем не преминула сообщить Корбеллу.

Ее приговорили к пребыванию во вневременной тюрьме.

— А о колонизированных планетах они ничего не говорили?

— Нет, ничего.

— Оно и понятно. Они наверняка откололись от Государства задолго до твоего приземления. Потому-то в тебя и стреляли: ведь ты была с Земли. То, что ты Мирелли-Лира и совершила какие-то преступления, их не волновало.

Женщина долго молчала.

— Об этом я не подумала. Ты хочешь сказать, что Государство развалилось?

— Да. На это ушло очень много времени, но оно развалилось. Государство было империей водной монополии, — Корбелл говорил как бы сам с собой. — Они могут держаться почти вечно, пока какая-то сила не придет снаружи и не уничтожит их. Правда, вне Государства не было ничего. Оно должно было вырастить варваров внутри себя.

— Ты говоришь так, словно знал не одно Государство, — в голосе норны звучало сомнение.

— Я жил до появления Государства. Я был «отморозком», замороженным трупом. Когда Государству было примерно сто лет, власти… поместили Джерома Корбелла в тело приговоренного преступника.

— Ах так. — Пауза. — Тогда ты можешь знать больше меня. Как распалось наше Государство?

— Смотри, что мы имеем. Вначале Государство расширилось до пределов Солнечной системы. Позже — много позже — образовалось много Государств поменьше, по одному на каждую колонизированную звездную систему. Всеми ими управляло Большое государство с Земли. Потом… остается только предполагать. Возможно, дело в бессмертии Детей. Из одиннадцатилетних, живущих вечно, можно извлечь много пользы. Но что, если другие Государства этого не приняли? Государство детей было бы совсем не похожим на остальные. Эти остальные могли заявить, что они-то и являются нормальными Государствами, а то, что происходит в Солнечной системе — опасная ересь.

— И что было потом? Они перестали разговаривать? Корбелл рассмеялся:

— Конечно. Сразу после войны и перестали. В войне обе стороны пытались уничтожить друг друга, и у них ничего не получилось. Наверняка так все и было. Это неизбежно.

— Почему?

— Неизбежно, и все.

— Значит, — медленно произнесла старуха, — вот что случилось…

— Где? Когда?

— Когда меня выпустили из тюрьмы, на Земле было уже не одно Государство. Возможно, это тоже неизбежно. Сейчас я расскажу.

Дети отвели Мирелли-Лиру на вершину приземистой серебристой пирамиды. Вокруг них висели устройства из серебристого и прозрачного пластика: передатчики трехмерного телевизионного сигнала и оружие, воздействующее на разум и волю. Пирамиду отключили, и ее зеркальные стены приобрели цвет черного металла. Женщину посадили в лифт и опустили вниз.

Она присоединилась к толпе унылых людей. Несколько человек пытались заговорить с ней на незнакомом языке. Лифт поднялся вверх и спустился с очередным преступником. Никто из них не говорил на ее языке. А лифт никогда не останавливался: он опускался с людьми, а поднимался пустым. Те, кто опускался вниз, выглядели совершенно по-разному, и двух одинаковых среди преступников не было. Пленников никто не кормил: ведь во вневременной тюрьме они не успевали проголодаться.

Когда лифт спустился в двенадцатый раз, он принес с собой не пленника, а девочку одиннадцати лет. Она остановила лифт над головами толпы. Вокруг девочки висели в воздухе различные устройства; одно, серебристый жезл на небольшой подставке, слегка дергался из стороны в сторону, как нервная гончая на коротком поводке. На девочке не было одежды, только за спиной виднелись прозрачные крылышки. Голос ее был приятным, но очень высокомерным, и слова она произносила со странным акцентом.

— Мирелли-Лира Зеелашистар, вы здесь? — спросила она.

Так норна вернулась во внешний мир примерно через четверть часа субъективного времени.

Ее принимали у себя шестеро Детей, все Девочки. Та, что спускалась за ней, Чосс, в некотором смысле являлась их лидером. Социальная организация Девочек была сложной. Умы у них были далеко не детские, и вели они себя, как владыки мира. Переводчик дал Корбеллу представление о чувствах, которые Мирелли-Лира испытывала к Девочкам: это были благоговение, ненависть и страх. Она находилась не среди маленьких девочек, а среди Девочек — бессмертных и практически бесполых. Они были то заносчивы, то снисходительны, и пленница быстро научилась послушанию.

Ее учили с помощью летающего серебристого жезла — серебристая трубка, которую она стала носить много позже, действовала похожим образом. На поясе Мирелли-Лира постоянно носила коробку-переводчик. Девочки заставляли ее пользоваться ею еще долго после того, как она выучила язык: им не нравился ее акцент. Женщине не нравилось, что на нее смотрят, как на человека более низкого социального статуса; позже она поняла, что это не так. Девочки видели в ней что-то вроде домашнего животного, обученного разным трюкам, этакую ценную собственность.