Время нарушать запреты | Страница: 175

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Грохнул выстрел. Это Забреха. Уверился, как и есаул: адских выкормышей лишь серебряная пуля возьмет. Еще, говорят, пуговица с полковничьего каптана способствует… Ой, куме, выпей чарку! – где они сейчас, те полковники, те каптаны?! Надо б Грому крикнуть, чтоб не смел новые бонбы вслед кидать: порвет ведь всех на маковый порох! – только крик в горле спекся.

Одно получилось:

– Вре-ошь!

Несется чорт по дороге, петляет – впору зайцу! турецкому аргамаку! поземке вьюжной!

Летят по дороге кони-птицы, пылит чортопхайка дареная, с боку на бок вертится – душу черкасы в погоне выплескивают! гнилую накипь с сердец отряхивают!

– Пане сотник! Пане… сотник…

Ударило сзади в уши.

– Пане… вниз… вниз погляньте!..

Или ополоумел есаул? Да кой же дурень в скачке под ноги коню смотрит?

– Вни-и-и-и-з!.. Пане…

Не удержался Логин; глянул. Поверил боевому товарищу. Пресвятая Богородица, угодники боженькины, сковородки дьявольские! – не зря горланил удалой Шмалько. Нет дороги под копытами-колесами. Была да сплыла.

Небо вместо дороги.

Облака взамен щебня.

Вон птичка летит; чирикает.

– Вре-ошь!

Небо так небо. Не пекло, и на том спасибо. И снова обидела плеть коня кровного. А за спиной гул, вой, бьются небеса в лихоманке – друзья верные не отстают от сотника Логина.

Небо так небо.

Достанем.

А чорт весь кипенью серной брызжет, искры на нем дыбом, зарницы по спине плащом хлещут – умаялся. Видать, несладко синь высокую драть, убегаючи. Вон, аж спотыкаться стал.

И сладко так стало сотнику Логину, что мед пред той сладостью – горечь полынная.

Налево свернул беглец – и черкасы налево. Направо свернул – и черкасы направо. А внизу метушня, гвалт; внизу – замок сам собой вырос, от земли до неба, шпилями ясну солнышку стусаны дает.

Рванул чорт по воздусям кругом замка.

И черкасы – кругом.

– Вре-ошь!..

– Пане сотнику… вни-из!..

Смотрит Логин по новой через плечо: у подножия замка (замка? города? крепости?! Спас Нерукотворный, просвети!) – людишек тьма. Штурмом стены берут. Сперва показалось: и хлопцы-реестровцы, что под чудной Катеринослав убегли, за землю против Мацапур биться, там. Вон, на холме – Свербигуз маячит, дерет глотку, надрывается. Или не Свербигуз?.. кто разберет?! Зато хитрые махинии – кулеметы – справно трещат, заливисто.

А вон и гармата бахнула.

Снуют людишки. Шебуршат. Вверх не смотрят. Нет им дела до чорта беглого, нет дела до черкасов в небесах.

Заняты людишки делом.

Ну и трясця ихней матери!.. Нехай.

На второй круг чорт завернул. И черкасы – на второй.

– Мы возьмем замок! – прогремело от земли. – Мы разрушим это дьявольское капище!

Аж зажмурился Логин – в глаза ударил свет. Невыносимо яркий, ярче солнца, ярче всего, что доводилось видеть. На миг замок исчез, окутавшись белым, жарким сиянием. Это продолжалось недолго, белый огонь начал тускнеть, превращаясь в малиновое пламя. Огненная стена выросла на склоне, ее языки потянулись ниже, свечками вспыхнули растущие у подножия стен кусты…

– Не верьте дьявольскому обману! – встало над пожарищем. – Молитесь, дети мои!

Это правильно, отметил сотник про себя. Это он верно, молитва завсегда душу согреет. Отче наш, иже еси на небеси… и насчет обмана диавольского – тоже правильно. Не поверим. Ни за кисет червонцев, ни за пампушки с чесноком не поверим. Уразумел, чортяка?

Чортяка уразумел.

Укрылся паром радужным да скрежетом зубовным; на третий круг пошел. Дался ему, поганцу, сей химерный замок!

И черкасы – на третий.

Только и успел заметить сотник Логин: вместо людского моря – иное море у подножия плещет. Ходит волнами, играет белыми барашками. Западная башня совсем рядом оказалась: протяни руку – до зубца дотянешься! Площадка на вершине хранит следы пожарища: черные угли, черная копоть на камне, белесый пепел. И девка у края стоит: носатая, косолапая, страшней Судного дня. Хмурится девка: видать, замуж не берут.

Ну и хмурься! – кому ты такая надобна, потвора?!

Змий Огненный с шабаша на Лысой горе, и то побрезгует…

Сам себя проклял сотник Логин за думы глупые. Ведь знал же: на сей Околице беду накликать – пустая забавка! Подумай сдуру, словцо камешком оброни – свершилось. Вон чорт взапуски тикает, а вон Змий летит. Крылья шипастые раскинул, пасть вполнеба распахнул, вот-вот проглотит.

– Забреха! Гром! Чортопхайку! Чортопхайку разворачивайте, сучьи дети!

И ударил кулемет дареный по Змию. Распорол небеса треском. Присмотрелся Логин Загаржецкий, прислушался: летит, проклятый, хоть бы хны ему, ироду! – летит к башне с девкой, да еще и пламенем вовсю пыхает, будто черкас записной люльку смалит.

Песню орет, змеина:


Знал я и бога, и чорта,

Был я и чортом, и богом!

Спрячь за высоким забором девчонку —

Выкраду вместе с забором!..

Ну и хай тебе грець! – кради на здоровье.

Мы хоть Господа-Бога покамест не встречали, а с чортом привелось… тоже, значит, не голота бесштанная!

Тут замок вроде пониже стал. И море куда-то схлынуло. Луга, поля; рощица жиденькая поодаль. Небо черным сделалось, звезды злые, моргают от недосыпа. А на донжоне замковом народу поприбавилось: тут тебе и девка, тут тебе и баба, тут тебе и…

– Хведир! Яринка!

Не углядел сотник Логин, как беглый чортяка в окошко витражное завернул. Так и влетели следом: сотник с есаулом конные, Забреха с Громом – со всех четырех колес.

Пал чорт об пол каменный – и сгинул, только смолой в стороны брызнуло.

А Забреха, оказывается, все Змия достать норовил.

Все шарашил вслед из кулемета.


Так что стенам в зале крепко досталось.

Сале Кеваль, прозванная Куколкой

…Они замешкались. Все. И первым опомнился не кто иной, как консул Юдка. Дернулся, выгнулся мартовским котом, с губ его слетело Имя Дин – и Тени разом отступили.

Сале, пожалуй, могла бы и сама это проделать, но опоздала.

Вот он, Денница, лежит на каменных плитах и, кажется, не дышит. Неужели – конец?!

– Сейчас, сейчас… – рыжий пламень бороды глушит бормотанье консула. – Ой, Проводник, давай-ка вместе! уходит ведь!

Он уже склонился над мальчишкой, который сейчас больше похож на призрак, чем на живого… человека? Водит над ним руками, сплетает Имена в хитрую вязь, не давая измученному Деннице уйти до конца, раствориться во Внешнем Свете. Сале торопливо падает рядом, больно ударившись коленями; хватает край эфирного кокона, пеленает обмякшее тельце. О себе думать некогда: вся сила, что есть, щедро льется в ребенка. Не так уж много той силы у Сале Кеваль, но остановить, задержать, не позволить уйти – хватит с лихвой.