Макс профессионально осмотрелся. Все четверо врагов были надежно выведены из строя и не представляли опасности. Все были пока живы. Ножом и даже штыком убить человека не так легко, как показывают в лихих кинокартинах. Если бы в эпоху дуэлей существовала современная медицина, число погибших исчислялось бы единицами. Ведь в основном раненные шпагой или рапирой умирали от перитонитов и других осложнений. Сейчас в кубрике стонали и булькали четверо тяжело раненных, если они своевременно получат врачебную помощь, то, возможно, останутся в живых.
Карданов дотянулся до рукояти трости и рванул ее на себя. Клинок вырвался из плотной древесины, со скрежетом проехался по ребрам и выскочил из человеческого тела. Высокий со стоном сполз на пол. А Макс поднялся на палубу и вошел в рубку.
— Как дела? — не оборачиваясь, спросил капитан.
— Смотря у кого, — сдерживая ярость, ответил Макс. — У меня нормально. А у твоих дружков похуже. Можно даже сказать, что очень плохо.
Руки на штурвале дрогнули, и шхуна рыскнула из стороны в сторону. Пьер ожидал услышать совершенно другой голос. И совершенно другую информацию. Сообщение о том, что с глупым чужаком покончено. Что он, Макс Карданов, брошен в трюм к другим трупам и протухшей рыбе!
Ярость захлестнула Макса, и он, подскочив, ударил Пьера ногой. Так посылают в ворота мяч с пенальти.
«Капитан» взвыл и обернулся, шхуна рыскнула еще сильнее. Окровавленный стилет уперся в небритую щеку. Скосив глаза, Пьер увидел кровь на клинке и пришел в ужас.
— Вы кто?!
Правильный вопрос. Законопослушный гражданин, даже попавший в рискованную переделку, стремится выбраться из нее — и только. О том, чтобы расправиться с нападающими, он обычно не думает. На это способен либо такой же бандит, либо тот, кто борется с бандитами.
— Вы кто?!
Но Макс при всем желании не мог ответить на этот вопрос.
— Давай в Кале, Пьер, и побыстрее! — приказал он. — Если, конечно, хочешь, чтобы твои дружки остались в живых.
По виду «капитана» он понял, что на дружков ему наплевать.
— И если сам хочешь остаться в живых!
Острый клинок хищно клюнул и проехался по щеке до подбородка. Из глубокой царапины хлынула кровь, потекла по граням клинка, смешиваясь с кровью его сотоварищей. Это оказало большее воздействие: Пьер вскрикнул, зажал рукавом рану и передвинул рычажок оборотов на максимум.
— Молодец, у тебя есть шанс, — приободрил его Макс. Но, чтобы не расхолаживать, добавил: — Впрочем, небольшой.
Капитан съежился и пригнулся к штурвалу.
* * *
Павел Лютов очнулся через сутки в отдельной палате частной больницы. Правая кисть была забинтована и напоминала подушку, забинтованная голова кружилась, в вене торчала игла капельницы, а рядом с кроватью сидел Каймаченко.
— Дожили! В наше время даже проститутки могут иметь силовое прикрытие, — озадаченно произнес шеф, мрачно взирая на изукрашенное кровоподтеками, распухшее лицо своего старого боевого товарища. — Сколько их было? Мы их в куски порвем!
— Трое. Это люди Стаховского. Машка — его телка. Нижняя губа Лютова вновь начала кровоточить, и он свободной левой рукой осторожно приложил к ней краешек белоснежного пододеяльника. На накрахмаленной ткани остался красный полукруг. Каймаченко присвистнул.
— Стаховский — это серьезно. Он крышует группировку Фомича. И потом, тут нужна санкция Горемыкина. А он ее не даст!
— Так что, утереться и заткнуться? — глухо спросил Лютов. — Я не сам по себе пошел к этой бабе, я твое задание выполнял.
Каймаченко отвел взгляд в сторону.
— Будем думать. Не волнуйся, Павел, я ведь помню свои приказы.
— Пистолет цел? — спросил Лютов.
— Цел. Все цело. Деньги, документы, мобила. И тачка цела. А главное — череп уцелел и все кости. Только мизинец ампутировали. Что с ним случилось? Доктора все не могли понять.
— Они меня в больницу привезли?
— Да нет. Мы тебя нашли хрен знает где — у выезда на Рублевку. Ты сидел на пассажирском месте в полном отрубняке.
— А как нашли? Каймаченко почесал затылок.
— Странное дело: баба какая-то позвонила. На мой прямой телефон. Кто бы это мог быть, не знаешь?
— Только эта сука, Машка.
— Да ну?!
— Больше некому. Она твою визитку вертела, вот телефон и запомнила.
— Так чего ж ты ее ругаешь? Девочка о тебе позаботилась.
— Ладно, к черту, — недовольно процедил Павел. — Дай мне лучше сигарету.
— Тебе нельзя. Доктора запретили. Так что произошло с твоим мизинцем?
— Пираньи обглодали.
— Что?! Где ты их нашел?
— К черту смешочки, Влад, — недовольно буркнул Павел. — Опустили не только меня. Опустили всех нас. Уже завтра хабар об этом обойдет всю Москву. Фомичевские будут хвалиться на всех углах, нас перестанут бояться, а значит, мы потеряем уважение. Надо включить «ответку» на полный ход, чтобы все поняли! Этих троих порвать, если до Стаховского не дотянемся!
— Охолони, братишка, — устало бросил Каймаченко. Он поднялся, придерживая накинутый на плечи халат, прошелся по палате. — Мы же не беспределыцики, которые творят, что хотят! Мы живем в Системе и подчиняемся правилам. Представь, что твой солдат проштрафился, ты набил ему морду, а он подговорил двух дружков, они вынули из пирамиды автоматы и пошли тебя мочить! Это разве правильно?
— Конечно, нет! Чего ты сравниваешь жопу с мордой?!
— Это одно и то же. Никого рвать мы пока не будем. Только войны нам сейчас не хватало! Придет время — разберемся. Это я тебе обещаю. Но не сейчас.
— Но почему, Влад?
— Потому что на это нужна санкция Горемыкина, вот почему! А как я к нему пойду? Сейчас наша цель — Карданов. Если верить расчетам профессора Брониславского, со дня на день Карданов рванет в Россию. Маша — наиболее вероятный объект явки. Вокруг нее все должно быть тихо!
Лютов выругался.
— Эта коза, Маша, сказала, что он к ней не пойдет. Потому что они сильно поругались напоследок! Так что все наши расчеты могут и не сбыться.
И без того мрачное лицо Каймаченко стало еще мрачнее. Он со злостью скрипнул зубами и вновь подхватил пальцами сигарету.
— Это единственный реальный для нас вариант! Если он провалится, нам всем придется подыскивать себе новую работу а то и… — Владислав помедлил и тяжело вздохнул. — А то и место на кладбище.
Лютов исчерпал все свои аргументы и, окончательно лишившись сил, откинулся на подушку.
Тиходонск,
3 октября 2004 года,