— Ты думаешь? Зачем?
Я пожала плечами.
— Возможно, эти оказались лишними. Или просто не успела.
— А кроме того, абсолютно ясно, что сначала нужно было обратиться к детективу. До того, а не после! — рассудительно сказала Галка.
— Мысль, конечно, здравая, но не нужно забывать, с кем имеешь дело. Женская логика — дело тонкое. Тебе ясно, а ей, может, не было ясно. Может, она думала, что у нее есть несколько дней в запасе, пока письмо дойдет.
— Идиотизм какой-то! Слушай, Катюх, а если она их все-таки не отправила? Ведь мы же не знаем наверняка. Тем более их так много.
— Сейчас сообразим. Она принесла фотографии Зинаиде на хранение, зная, что та уезжает в Италию почти на месяц. Согласись, что она не стала бы так долго тянуть. К тому времени она их уже отправила, и эти ей не были нужны. А ко мне она просто не успела…
— А кому же она их послала? Если она ничего не могла знать?
— Тем, кого знала. Тем, кого знаем мы. Володе Галкину. Мужу, который любил и ненавидел. Он не мог смириться с любовью жены к Ситникову, а тут вдруг у нее новый роман. Знаешь, Галюсь, его горе… он просто сломался. Ты много знаешь мужей, которые ломаются после смерти жены?
— Ты думаешь, это чувство вины? А у него есть машина?
— Вполне. Насчет машины не знаю. Спрошу. Вот тебе и подозреваемый номер один. И шеф Алины, обаятельный Игорь Петрович, очень непростой человек. Алина работала у него юрисконсультом. Откуда мы знаем, какой еще криминал она там обнаружила?! Он откровенно рассказал о сухом молоке, но раз была статья в газете, то об этом знали все. Вот тебе и номер два.
Потом его секретарша, милейшая женщина. Она очень подробно рассказала мне о любовнике Алины, Савике, словно подсовывая возможный мотив убийства — от руки ревнивой жены. И я готова поверить, что его оскорбленная жена вполне могла убить. А может, Алина с Савиком бежать задумали, а мадам раскрыла заговор. Чем не номер три?
А Ситников! Может, увидел свою Алину с новой любовью… взыграла ревность, чувство мести и… вот вам и номер четыре! — Я в азарте загибала пальцы. — Кстати, Добродеев называл его жену Еленочка, актриса — Лялечкой, а Ситников — только Еленой. Холодно, деловито. Я думаю, это правда — о нем и Алине.
— Конечно, правда! — убежденно сказала Галка. — Она ему больше подходила, чем странная Леночка.
— Странная или нет, а поступок ее… заслуживает уважения. Она не успокоилась, ринулась на врага, как рыцарь, с открытым забралом.
А прожженный журналюга Алексей Генрихович Добродеев! Как он говорил об Алине — «черная пантера», беспощадная, непрощающая! Неспроста это, Галюсь. Где-то они пересеклись, и он ее боялся. Он у нас будет номер пять.
— Катюш, я чего вдруг подумала, — вдруг сказала Галка. — Алина была та еще ягода, всем перешла дорогу — любовь, ревность, угроза разоблачения, месть. Как будто нарочно их дразнила. Мы знаем пятерых, а ведь могли быть и другие…
— Могли, — не могла я не согласиться.
— И ты думаешь, она им всем послала фотографии?
— Тем, кого знала. Уверена. А ты?
— Понятия не имею. — Галка пожала плечами. — И что теперь?
— Мы сделаем то же самое.
— А если тебя… э-э-э… — Галка не смогла произнести «убьют».
— Меня не убьют. Я же не Елена. Приму меры предосторожности.
— Какие еще меры? — закричала Галка. — Я против! Давай звони своему следователю!
— Ох! — Я всплеснула руками. — Совсем забыла! Надо позвонить и сказать ему, что нашлась Диана.
Я нашла нужный номер в мобильнике.
— Добрый день, — говорю я солидно. — Вас беспокоит Берест, попросите пожалуйста Леонида Максимовича! Его нет? Тогда передайте ему, что звонили из «Королевской охоты», он знает, и скажите, что нашлась Диана. Ее зовут Зинаида Метлицкая, она актриса из Русской драмы. Это очень важно. Пусть он мне перезвонит.
— Где он? — спрашивает Галка.
— В командировке. Может, оно и к лучшему. Про Диану мы признались, а письма — наше личное дело. И кроме того, не будешь же объяснять все дежурному. А потом, знаешь, эти мужики, даже следователи… никогда не знаешь, как среагируют.
— Но ведь Елену убили, — напомнила Галка.
— Знаешь, Галюсь, я не верю, что убийца поведется на письмо. Елена придумала, как выманить его из норы, но это идея какая-то… даже не знаю. Хилая. Елена была не очень умная, вернее, наивная, и ее идея такая же. Не верю я в то, что кто-то так испугался, что убил. Для нее это было вроде игры… она тосковала по Алине. А почему она умерла… кто знает?!
— Жаль, что вы не встретились, — говорит Галка. — А что делать с этим? — Она кивает на фотографии.
— Как что? Посылать! В любом случае мы ничего не теряем.
Я принесла пять конвертов и листок с адресами. Галка достала из сумки ручку и приготовилась подписывать конверты.
— Номер один! Кто?
— Давай шефу! — Я чувствую себя попугаем, тянущим билетик с предсказанием судьбы.
Она старательно вывела на конверте рабочий адрес шефа Алины.
— Готово. Номер два?
— Я бы поставила на жену Савика, оскорбленную в своих женских, супружеских и материнских чувствах. Такая убьет и не почешется.
— Согласна! Номер три?
На третье место, по настоянию Галки, мы определили мужа Алины, Володю Галкина.
— Ну и фамилия! — фыркнула Галка.
— Бедняга!
— Жалко? — Галка прищурилась.
— А тебе не жалко?
— Мне — нет! Твой Галкин — ничтожество. Из-за таких, как он, нам, женщинам, приходится тащить на себе целый воз — и за себя, и за них. И Ситников твой прав. Тут я с ним полностью согласна. Балласт.
— Он слабый и безвольный, я не спорю. Но, если бы ты его только видела! В какой-то жуткой конуре…
— А меня тебе не жалко? Я четверых поднимаю, и за бабу, и за мужика! А он — здоровое мурло с прекрасной профессией. Его учили сколько лет, бесплатно, между прочим. Соплежуй и слабак!
— Все равно жалко. И не мурло он вовсе…
— Жалко у пчелки, — буркнула Галка. — Ладно, кто там на очереди?
Четвертое место мы единогласно отдали Ситникову, хотя мысль о том, что Елена отправила письмо собственному мужу, была, мягко говоря, идиотской.
Пятое — Добродееву. Домашнего адреса журналиста мы не знали и написали адрес журнала, где он печатался.
— Обратный адрес писать будем? — спросила Галка, и мы расхохотались.
— Не будем. Кому надо — и так найдет. Как я Елену.
Мы вложили фотографии в конверты, заклеили. Получилась аккуратная стопочка. Посидели молча, проникаясь важностью минуты — перешли Рубикон.