Где же сейчас сын? Она даже не знает, в какой стране. Порой закрадывалось чувство, что с ним стряслось что-то. Сын виделся ей лежащим на истертой койке, изможденный, в лихорадке. Ее мальчик… Ну уж открытку-то ко дню рождения, наверное, мог послать? Почту приносили сюда поздно, только после обеда. В прошлом году открытку она получила. Из Таиланда.
Мама, поздравляю нас обоих. С днем рождения!
И с тех пор все. Молчание.
Когда беременность стала очевидной, посыпались вопросы. Кто отец? А разве ты замужем? Больше всех любопытничала Гунилла, двоюродная сестрица. Как будто догадывалась, когда ребенок был зачат. Словно чувствовала за это ответственность. На ее вечеринке ведь все и случилось.
Родители отреагировали вовсе не так, как она ожидала. Роза была единственным ребенком, и родители чуть было не перестали надеяться обзавестись внуками. И тут… От пытливого материнского взгляда такое не утаишь.
– Роза, посмотри мне в глаза. Ни о чем не хочешь мне рассказать?
Разоблачения все равно не избежать. Почувствовала, как краснеет.
– Ты о чем?
– Не прикидывайся дурочкой. Мать тебя видит насквозь.
Живот у Розы оставался пока плоским, и ей казалось, что ничего не заметно. Ну, разве что лифчики теперь приходилось носить размером больше. И головокружение, когда из постели по утрам встает, и волчий аппетит, такой острый, что если не поешь, до тошноты доходит.
Мать притянула ее к себе. От нее пахло чем-то сухим, старостью. Муравейником и еловыми иголками. Как же обострилось обоняние.
– Мы с отцом станем дедушкой и бабушкой, правда? Наконец-то внук!
А Роза ждала упреков, скандала. Вместо этого мать кинулась вязать – старозаветные желтые ползунки, носки, распашонки и чепчики.
Ребенок должен был родиться в апреле. В том же месяце, что и Роза.
С отцом она поговорила лишь однажды. Его круглые глаза вечно слезились от усталости, красные от лопнувших сосудов. Его постоянно беспокоили ячмени, а потому в шкафчике в ванной всегда валялся выдавленный тюбик с мазью, срок годности которой давно истек.
– Девочка моя… – неловко произнес он.
Роза напряглась.
– Как у тебя дела? – продолжил отец.
– Ну, так… ничего.
– Возможно, это не совсем тактично, но видишь ли… я тут кое-что обдумал… – Он достал из кармана скомканный носовой платок, расправил и поднес уголком к глазу, промокнул.
– И? – неуверенно спросила она.
– Ты в положении… – Он снова умолк.
Такие старомодные выражения.
– В положении… Да. Точно. Ты хочешь сказать, что я беременна.
– Хм. Да. Но я подумал, что у ребенка должен быть отец.
– Нет, папа! – рассмеялась она, обрадовавшись собственной смелости. – Сие есть чистейшее непорочное зачатие. С небес снизошел ангел и предрек рождение младенца. Я удивлена не меньше твоего!
Отец прикрыл лицо руками. Роза поняла, что обидела старика.
– Само собой, у ребенка есть отец! – резко выкрикнула она. – Но моему сыну или дочери придется расти без него.
– А что, тот человек совсем не собирается взять на себя никакой ответственности? Скажи мне, кто он, я с ним поговорю! Ведь так нельзя!
– Нет, папа. Нет. Все совсем не так, как ты думаешь. Просто я сама решила не поддерживать с отцом ребенка никаких отношений. И больше говорить об этом не желаю. Надеюсь, ты меня поймешь.
Отец покачал головой, но расспросы прекратил.
А вот кузина Гунилла была настроена решительно:
– У меня есть подозрения. По-моему, я точно знаю, кто отец!
– Вот как…
– Но к чему тебе такая таинственность? Почему бы и не рассказать? Обещаю, что ничего тебе не скажу.
– Хватит!
– Это ведь кто-то с той вечеринки, правильно?
Кое-кто, кто по-шведски не говорит, так?
– Послушай, хватит уже! Неужели ты считаешь, будто я могу встречаться лишь с твоими друзьями?
– Можешь, можешь. Я не это имела в виду. Просто уточнила. А вдруг – он… Ну тот, о ком я подумала. Тогда ведь у него есть право знать. Разве ты сама так не считаешь?
– Mind your own business! [8] – прошипела Роза и тотчас пожалела, что ответила на английском.
Гунилла не унималась:
– Ну пожалуйста, ну скажи правду. Зря ты воображаешь, будто весь мир вращается вокруг тебя одной. А что ты ответишь ребенку, когда он или она вырастет и станет задавать вопросы?
– Будет день, будет и пища. И кстати, это тебя не касается.
Гунилла втянула воздух:
– Может, и не касается. Но я всегда относилась к тебе, как к родной сестре. А сестрам доверяют.
Впрочем, она не отступилась. Первой навестила Розу в родильном отделении. Отогнула угол простыни, под которой в маленьком пластмассовом закутке спал Томас, осмотрела двоюродного племянника. Затем с торжествующим видом глянула на мать:
– A little Englishman. Just what I thought [9] .
Роза испугалась, что кузина отыщет Леонарда и выложит ему, что он стал папочкой. Но, похоже, Гунилла так и не сделала ничего подобного. А теперь уже и поздно.
В ту сентябрьскую ночь девяносто четвертого, когда разыгрался шторм, Гунилла была на борту «Эстонии». Оказалась среди тех, кому удалось добраться до спасательных шлюпок, но все равно погибла от переохлаждения и истощения.
Титус все-таки сказал жене. Собрался с силами и решился на разговор. Тем же вечером он стоял на пороге у Ингрид, в руках – спортивная сумка.
– Придется пожить у тебя несколько дней. Пока она не успокоится.
Но Розе не требовалось успокаиваться. Она была спокойна.
– И что она сказала? Как отнеслась?
Титус опустился в кресло, вытянул ноги. Волосы сальные, грязные, и была в нем какая-то неухоженность, какой она прежде не замечала. Они выпили вина, отмечая событие. «А хорошо бы сейчас шампанского», – подумала Ингрид. Титус нервно теребил очки, положил на столик, снова взял в руки. Она отметила, что стекла тоже нуждаются в чистке.
– Не знаю, – сказал он. – Правда, не знаю.
Она ждала. Титус повторил:
– Я не знаю.
– И что, ты вот так прямо и выложил все? «Роза, я ухожу от тебя»?
– Что-то в этом роде, да.
– А она…
– Она сидела и смотрела телевизор. Новости. Паника на Стокгольмской бирже, всё как всегда. Я взял пульт, выключил телевизор. Она сказала: «Вот как. А ты думал, я не знала? Давно догадывалась».